В 1931 г. русская военная эмиграция отмечала 50-летие производства генерала от инфантерии Николая Николаевича Юденича в первый офицерский чин. Юбилей Юденича был не столько данью уважения прошлым боевым заслугам одного из лидеров Белого движения. Он стал своеобразным «смотром сил». К юбилею была подготовлена специальная брошюра{1}. Во время этого юбилея сравнительно мало было сказано о последней, пожалуй, самой яркой странице военной биографии Николая Николаевича – командовании Северо-Западной добровольческой армией и знаменитом «походе на Петроград» 1919 года. В литературе русского зарубежья, равно как и в советской историографии, Северо-Западному фронту не везло. В СССР оценка Белого движения на Северо-Западе основывалась, по сути, на мнении эмигрантского публициста А. Ветлугина. Развивая его соображения, советские авторы делали вывод: «сгруппировавшаяся «у врат Петрограда» контрреволюция ничем не отличалась от деникинщины, колчаковщины и врангелевщины. Но здесь как-то особенно ярко проявились все основные черты белого движения – оторванность от широких народных масс, авантюризм и бездарность вождей, своекорыстность поддерживавших движение групп, готовность купить любой ценой, любыми унижениями помощь интервентов. Все политические Хлестаковы, Репитиловы, Собакевичи и Скалозубы как бы нарочно собрались «у врат Петрограда», чтобы продемонстрировать перед всем миром лицо российской Вандеи»{2}. Иными словами – никакой социальной базы, никаких возможностей для развития и, тем более, победы Белого движения на Северо-Западе России не было и быть не могло.
  Лишь в последнее десятилетие стали появляться исследования, авторы которых пытались объективно представить особенности Белого движения на Северо-Западе вообще и личность генерала Юденича, в частности. Монография Н.Н. Рутыча посвященная генералитету Северо-Западной армии увидела свет в текущем году. Готовится и очередной (7-й) номер исторического альманаха «Белая Гвардия», тематически посвященный Белому движению на Северо-Западе России.
  Николай Николаевич Юденич родился в Москве 18 июля 1862 г. в семье коллежского советника. Его фамилия вела свою родословную от малороссийских дворян. Родители не считали, что именно военная карьера должна
[37]
стать призванием их сына. Свое совершеннолетие он отметил поступлением в Межевой институт. Однако, проучившись в нем меньше года, он перешел в Александровское военное училище. 8 августа 1881 г. 19-летний взводный портупей-юнкер Юденич получил производство в первый офицерский чин поручика.
  По воспоминаниям товарищей-александровцев будущий генерал от инфантерии был худощавый, светловолосый юноша, общительный, совершенно непохожий на будущего молчаливого командарма Северо-Западной доб-рармии. Отличное окончание училища гарантировало поступление в гвардию. И молодой подпоручик получил направление в Варшаву, где в составе частей Варшавского военного округа был расположен лейб-гвардии Литовский полк. Округом в то время командовал герой русско-турецкой войны 1877-1878 годов генерал В.И. Гурко. Юденич стал ротным командиром литовцев{3}.
В 1884 г., в 22 года он успешно выдержал вступительные экзамены и стал слушателем Николаевской академии Генерального штаба. В 1887 г. академия была закончена им по первому разряду с присвоением звания «штабс-капитан гвардии». После службы на различных штабных и строевых должностях в 14 армейском корпусе в Варшавском военном округе он в 1892 г. был произведен в подполковники и переведен в Туркестанский военный округ. Здесь он принял должность начальника штаба Памирского отряда.
  Тридцатилетний подполковник, по воспоминаниям его сослуживца Д.В. Филатьева, отличался «прямотой и даже резкостью суждений, определенностью решений, твердостью в отстаивании своего мнения и полным отсутствием склонности к каким-либо компромиссам». К этому уже добавилась его немногословность. «Молчание – господствующее свойство моего тогдашнего начальника», – писал о нем ген. А.В. Геруа{4}.
  Получив в 1896 г. чин полковника, Юденич вступил (в 1902 г.) в командование 18-м стрелковым полком 5-й стрелковой бригады 6-й Восточно-Сибирской дивизии. Началась Русско-японская война, и полк выступил на фронт. Накануне войны Юденичу предлагали должность дежурного генерала при штабе ТуркВО, но он отказался от спокойной тыловой жизни и предпочел фронтовые будни «на сопках Маньчжурии».
  Полковник Юденич был уверен, что личный пример начальника – лучший способ воспитания подчиненных. В сражении при Сандепу, несмотря на начавшееся отступление русских войск, Юденич на свой страх и риск лично повел в штыковую контратаку вверенную ему 5-ю стрелковую бригаду и отбросил противника. Скупой на похвалу командующий Маньчжурской армией ген. А.Н. Куропаткин особо выделил этот поступок Юденича как пример смелости и инициативы старшего командира. В штыки поднял свой полк Юденич и в сражении под Мукденом. Здесь также, несмотря на безнадежность положения, он попытался прорвать фронт в несколько раз превосходящих его японских частей. После серьезного ранения в грудь навылет, его отправили в госпиталь.
  За Русско-японскую войну Юденич был награжден золотым Георгиевским оружием «За храбрость», а также орденами Св. Владимира 3-й степени с мечами и Св. Станислава 1-й степени с мечами и произведен в чин генерал-майора (1905 г.), приняв должность командира 2-й бригады 5-й стрелковой дивизии. Однако уже на следующий год строевая служба для Юденича временно закончилась. Он стал генерал-квартирмейстером штаба Кавказского военного округа и с этого момента Кавказ стал для Юденича главным местом его военной карьеры{5}.
  Мирная, размеренная служба на Кавказе, казалось, не предвещала потрясений. К этому времени изменилась и его личная жизнь. Его супругой стала Александра Николаевна (урожденная Жемчужникова). Она родилась в 1871 г. и была на 9 лет моложе мужа. Брак их был спокойный, жили очень дружно, а темпераментный характер жены несколько уравновешивал немногословность Николая Николаевича. Прибывший к месту назначения боевой
[38]
генерал быстро приобрел симпатии со стороны сослуживцев. Вот как вспоминал об этом ген.Б.П. Веселозеров: «От него никто не слышал, как он командовал полком, так как генерал не отличался словоохотливостью; георгиевский темляк да пришедшие слухи о тяжком ранении красноречиво говорили, что новый генерал-квартирмейстер прошел серьезную боевую страду. Скоро все окружающие убедились, что этот начальник не похож на генералов, которых присылал Петербург на далекую окраину, приезжавших подтягивать, учить свысока и смотревших на службу на Кавказе, как на временное пребывание... В самый краткий срок он стал и близким, и понятным для кавказцев. Точно всегда он был с нами. Удивительно простой, в котором отсутствовал яд под названием «генералин», снисходительный, он быстро завоевал сердца. Всегда радушный, он был широко гостеприимен. Его уютная квартира видела многочисленных сотоварищей по службе, строевое начальство и их семьи, радостно спешивших на ласковое приглашение генерала и его супруги. Пойти к Юденичам – это не являлось отбыванием номера, а стало искренним удовольствием для всех, сердечно их полюбивших»{6}. Их гостеприимный дом на Барятинской улице в Тифлисе вскоре превратился в место, где собирался тамошний свет.
  Дружеские отношения между генерал-квартирмейстером и его сослуживцами стали привычны. «Работая с таким начальником, – писал Веселозеров, – каждый был уверен, что в случае какой-либо порухи он не выдаст с головой подчиненного, защитит, а потом сам расправится как строгий, но справедливый отец-начальник... С таким генералом можно было идти безоглядно и делать дела. И война это доказала: Кавказская армия одержала громоносные победы, достойные подвигов славных предков»{7}.
  Юденич не был мелочным и не прибегал к начальственному «окрику». По словам начальника штаба Кавказского фронта генерал-лейтенанта Д.П. Драценко, «он всегда и все спокойно выслушивал, хотя бы то было противно намеченной им программе... Никогда генерал Юденич не вмешивался в работу подчиненных начальников, никогда не критиковал их приказы, доклады, но скупо бросаемые им слова были обдуманы, полны смысла и являлись программой для тех, кто их слушал». Прямота, твердость в отстаивании своей позиции, были еще одними из существенных черт его характера{8}. В 1909 г. Юденич получил орден Св. Анны 1-й степени, а в 1912 г. чин генерал-лейтенанта (по выслуге лет).
  Высокопрофессиональный военачальник Юденич учитывал сложность национального вопроса на Кавказе, один из немногих полностью поддерживал проект создания дружин – хумбов из армянского населения. 20 октября 1914 г. Россия объявила войну Османской империи. Кавказская армия, сформированная на базе Кавказского военного округа, приняла на себя основную тяжесть боевых действий. Кавказский наместник генерал от кавалерии граф И.И. Воронцов-Дашков принял на себя власть главнокомандующего, его помощником и фактическим командующим стал ген.А.З. Мышлаевский, начальником штаба – Н.Н. Юденич.
  Турецкая армия под командованием Энвер-паши, молодого и талантливого военачальника, прошедшего школу немецкого генштаба, рассчитывала захватить центры Армении – Карc и Эривань, надеясь после этого подойти к Грузии и Азербайджану. Турецкая разведка активно использовала контакты с азербайджанскими и горскими сепаратистами. Перешедшие в декабре 1914 г. границу турецкие дивизии быстро вышли на линию Карc – Ардаган. Кавказская армия оказалась в сложном положении под Сарыкамышем. Воронцов-Дашков приказал Мышлаевскому и Юденичу взять под контроль обстановку вокруг Сарыкамышского отряда. Прибыв на место, Юденич высказался против намерения начальника отряда генерала Г.Э. Берхмана, поддержанного Мышлаевским, отступать к Карсу, считая необходимым действовать во фланг наступавшей турецкой группировке. Возник конфликт с Мышлаевским, который также настаивал на отступлении.
  В конце концов Мышлаевский приказал отступать и уехал обратно в
[39]
Тифлис. Узнав об этом, Юденич решил действовать по-своему. Исходя из того, что отступление в условиях окружения, при отсутствии коммуникаций, и к тому же в суровую зиму, приведет к разгрому, он решил оборонять Сарыкамыш. В течении 25 дней обороны Юденич постоянно был на передовой, разделяя с солдатами и офицерами все тяготы окружения. Вскоре начался перелом. Накануне Рождества русский гарнизон мощным ударом прорвал блокаду, практически полностью разгромив при этом части 9-го турецкого корпуса. Узнав о Сарыкамышской победе, Воронцов-Дашков представил своего начальника штаба к званию генерала от инфантерии. Помимо очередно­го повышения Юденич был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени и назначен командующим Кавказской армией. Вскоре начались бои в Персии. За разгром «правого крыла» 3-й турецкой армии (около 90 батальонов) в ходе Евфратской операции, закончив­шейся 30 июля 1915 г., Юденич был награжден орденом Св. Георгия 3-й степени{9}.
  С первых же месяцев после отъезда мужа на фронт Александра Николаевна Юденич все силы отдавала организации лазарета, оборудованного по последним достижениям хирургической науки. Привлекая жен мобилизованных солдат и офицеров, она создавала мастерские по пошиву обмундирования, изготовлению военного снаряжения. При мастерских были открыты ясли для детей работниц.
  Зенитом полководческого таланта Юденича на Кавказе стал штурм крепости Эрзерум. С началом 1916 г. Кавказская армия вплотную подошла к этой, казавшейся неприступной, «кавказской твердыне». Ее взятие позволило бы развить наступление, выйдя на равнины Анатолии, в центр Османской империи. Юденич решает взять крепость без длительной осады, что называется, «с ходу». Верховный главнокомандующий Николай II, и сменивший Воронцова-Дашкова на посту главнокомандующего Кавказским фронтом вел. кн. Николай Николаевич, не желавшие рисковать, были категорически против этой операции. Штурмовать крепость собирались зимой, двигаясь по обледеневшим горным дорогам и непроходимым перевалам. Но ничто не могло заставить Юденича отказаться от принятого, стратегически просчитанного и оправданного, в чем у него не возникало никаких сомнений, решения. Свою роль сыграли дошедшие до него известия, что после поражения десанта союзников в Галлиполийской операции освободившиеся турецкие войска перебрасываются на Кавказ. Высоко оценил решение Юденича генерал-майор Б.А. Штейфон, участник Эрзерумского штурма, будущий деятель Белого движения: «В действительности каждый смелый маневр генерала Юденича являлся следствием глубоко продуманной и совершенно точно угаданной обстановки. И, главным образом, духовной обстановки. Риск генерала Юденича – это смелость творческой фантазии, та смелость, какая присуща только большим полководцам». Ему вторил генерал-квартирмейстер Кавказской армии Е.В. Масловский: «генерал Юденич обладал необычайным гражданским мужеством, хладнокровием в самые тяжелые минуты и решительностью. Он всегда находил в себе мужество принять нужное решение, беря на себя и всю ответственность за него, как то было в Сарыкамышских боях, и при штурме Эрзерума. Обладал несокрушимой волей. Решительностью победить во что бы то ни стало, волей к победе весь проникнут был генерал Юденич, и эта его воля в соединении со свойствами его ума и характера являли в нем истинные черты полководца»{10}.
  Взяв на себя всю ответственность за операцию, Юденич в полной мере учитывал обстановку, сложившуюся на Кавказском фронте. Не испытавшая на себе пагубных последствий «окопного сидения» Кавказская армия готова была идти на прорыв и штурмовать крепость.
В течении 20 дней тщательно подбирали силы. Для взятия крепости сосредоточили 2/3 личного состава Кавказской армии и большую часть артиллерии. Подготовка велась в глубочайшей тайне. 29 января 1916 г. после
[40]
мощного артобстрела, ночью, в сильную метель штурмовые отрады пошли на приступ. Юденич приказывал вести атаку круглые сутки, без перерыва. Сам он с небольшим конвоем и штабными офицерами разместился в окопах, на передовой. Несмотря на тяжелые потери штурмующих, отчаянное сопротивление турок было сломлено, и уже к утру 3 февраля гарнизон Эрзерума выкинул белый флаг.
  Вел. кн. Николай Николаевич, поздравляя войска с победой, снял папаху и, повернувшись к Юденичу, низко поклонился ему, провозгласив, обратившись к строю: «герою Эрзерума, генералу Юденичу, ура!». За эту операцию Юденич был награжден Георгиевским крестом 2-й степени (редчайший случай в истории награждений орденом Св. Георгия){11}.
  Развивая успех Эрзерумской операции, Кавказская армия во взаимодействии с кораблями Черноморского флота овладела Трапезундом – крупным морским портом на черноморском побережье Турции. Вскоре русские войска освободили всю Армению и были готовы продолжать наступление в Анатолию и Персию. За время боев на Кавказском фронте в 1914-1916 гг. войска под командованием Юденича не проиграли ни одного сражения и заняли территорию, по площади превышавшую современные Грузию, Армению и Азербайджан вместе взятые.
  Подводя итог кавказскому «периоду» боевой карьеры Юденича, ген. Масловский отмечал: «Армия малочисленная, всегда численно слабейшая противника, армия с ничтожными техническими средствами и имевшая перед собой противника с превосходными боевыми качествами, непрерывно одерживает победы над врагом... Тот, кто внимательно будет исследовать последнюю русско-турецкую войну, подметит, что все операции Кавказской армии, руководимой генералом Юденичем, всегда покоились на основных принципах военного искусства... Этот же исследователь отметит то громадное значение, которое придавалось на Кавказе духовному элементу в бою. Вот почему всегда сражение начинается поражением воображения противника неожиданностью удара, и всегда длительным напряжением до предела сил бойцов в чрезвычайно упорных и непрерывных атаках создавалось нарастание впечатления, которое потрясало противника, и он сдавал... Весь проникнутый активностью, только в проявлении крайней степени ее видя решение, генерал Юденич признает лучшим способом ведения войны – наступление, а выгоднейшим средством последнего – маневр. В соответствии с духом активности генерал Юденич обладал необычайным гражданским мужеством, хладнокровием в самые тяжелые минуты и решительностью»{12}.
  Отзвуки Февраля 1917 года, «демократизации» армии докатились и до Кавказа. 5 марта 1917 г. Юденич стал главнокомандующим Кавказским фронтом (как говорили фронтовые острословы, одного Николая Николаевича сменил другой). Однако ему не удалось остановить начавшееся падение дисциплины, деморализацию воинских частей. Учитывая все это, Юденич отказался от наступательных операций. Фронт перешел к обороне. Это решение стоило ему слишком дорого. Его обвиняли в том, что он «игнорировал требования момента» и ничего не предпринимал для «решительного наступления революционной армии». Пробыв в должности главкома два месяца, Юденич был отстранен от должности и вызван в Петроград. Получив здесь задание «ознакомиться с настроениями» в казачьих областях, Юденич выехал в Москву, а затем в Могилев. Полностью выполнить порученное задание Юденич не смог, да, скорее всего, не очень и стремился к этому.
  В августе 1917 г. фоторепортер журнала «Искры» зафиксировал его участие в работе Государственного совещания в Москве. Видимо к этому времени и относится начало участия Юденича в российской политической борьбе. Поддержка им выступления ген. Л.Г. Корнилова показала, что
его симпатии полностью на стороне тех, кто считает возможным восстановить русскую государственность и армию посредством жесткой военной диктатуры. Снова в Петрограде Юденич оказался уже после октября 1917 года. Сразу же перейдя на нелегальное положение, он, используя сохранившиеся у
[41]
него связи в гвардейской среде и штабе Петроградского военного округа, много времени посвятил петроградскому антибольшевистскому подполью. Но рассчитывать на выступление против большевиков в Петрограде пока не прихо­дилось, и в конце ноября 1918 г. Юденич с семьей переехал в Финляндию. Здесь генерал установил контакты со спецслужбами Великобритании, генштабом Финляндии и шведскими правительственными структурами{13}. Он ведет переговоры и с регентом независимой Финляндии бароном К.Г. Маннергеймом, бывшим офицером российской конной гвардии и главнокомандующим Финляндской армией. К началу 1919 г. из местных крестьян-карелов, под руководством русских и финских офицеров удалось создать отряды так называемой Ингерманландской армии, действовавшей на Карельском перешейке во время боев за Петроград.
  Но малочисленные финско-русские отряды не смогли, в том числе и в силу ограниченности средств, сыграть сколько-нибудь существенную роль на антисоветском фронте. Нужны были крупные, хорошо вооруженные и подготовленные формирования, серьезные политические структуры, организации, способные возглавить Белое движение на Северо-Западе, авторитетный лидер, способный устроить бы и союзников, и политических деятелей, а, особенно, военных. Фигура Юденича выглядела как наиболее перспективная. Немногословный и надежный, небольшого роста, с несколько отстраненным взглядом, не знавший поражений пятидесятивосьмилетний генерал от инфантерии мог, как многим тогда казалось, объединить силы антибольшевистского сопротивления на Северо-Западе России. Правда, некоторые политические деятели оценивали его скептически. Отмечали его замкнутость, неспособность разобраться в хитросплетениях публичной политики{14}.
  Несмотря на организационные трудности, в январе 1919 г. в Гельсингфорсе был создан Русский политический комитет (РПК) под председательством кадета А.В. Карташева. Комитет, по существу, стал центром антисоветских сил на Северо-Западе. Обеспечение финансовой стороны деятельности РПК взял на себя «российский Нобель», нефтепромышленник С.Г. Лианозов, которому удалось получить в финских банках кредит в 2 млн марок, составивших первоначальный капитал Комитета. Миллионер Ю. Гессен (двоюродный брат кадета И.В. Гессена, бывшего соредактора П.Н. Милюкова по газете «Речь») предпринимал попытки получить такой же кредит в Лондоне. При содействии X. Лича, совладельца Петербургской посреднической фирмы «Лич и Файербрэйс» в Петрограде, предполагалось учредить англо-русский банк, способный монополизировать валютные операции{15}.
  Всю «черновую» политическую работу взял на себя Карташев. В своих письмах Верховному правителю адмиралу А.В. Колчаку Карташев всячески подчеркивал важность поддержки Юденича как представителя общероссийской власти в регионе. Он просил, также, оказать РПК финансовую помощь из российского золотого запаса. Денежные средства предполагалось получить путем перевода их на счета английских банков, как посредников, с целью последующего финансирования создаваемой Северо-Западной добровольческой армии.
  21 января 1919 г. Колчаку направил телеграмму и сам Юденич. В ней давалась характеристика той «военно-политической базе», на которой предполагалось построить Северо-Западный фронт: «С падением Германии открылась возможность образования нового фронта для действия против большевиков, базируясь на Финляндию и Прибалтийские губернии... Около меня объединились все партии от кадет и правее. Программа тождествена с Вашей. Представители торгового класса, находящиеся в Финляндии, обещали финансовую поддержку. Реальная сила, которою я располагаю в настоящее время – Северный корпус (3 тысячи) и 3-4 тысячи офицеров, находящихся в Финляндии и Скандинавии... Я рассчитываю также на некоторое число – до 30 тысяч – военнопленных офицеров и солдат... Без помощи Антанты обойтись нельзя, и в этом смысле я вел переговоры с союзниками, но положительного ответа еще не имеется. Необходимо воздействие союзников на
[42]
Финляндию, дабы она не препятствовала нашим начинаниям и вновь открыла границу для русских беженцев, главным образом, офицеров. То же в отношении Эстонии и Латвии. Необходима помощь вооружением, снаряжением, техническими средствами, финансами и продовольствием не только на армию, но и на Петроград. Вооруженная сила не требуется – достаточно флота для обеспечения портов. Но, если таковая будет, то это упростит и ускорит решение. Благоволите поддержать мое ходатайство перед Антантой». Отправляя копию этой телеграммы командующему Добровольческой армии А.И. Деникину Юденич отмечал: «Я обращаюсь к Вам с просьбой – помогите мне. Не можете уделить из имеющихся у Вас средств – я знаю, до последнего времени Вы сами во всем нуждались, – убедите наших представителей в Париже, убедите союзников, сообщите – я отойду в сторону, передав дело другому, но не губите самое дело»{16}.
  В этих последних словах, очевидно, и заключен, отчасти, ответ на вопрос – почему Юденич согласился взять на себя руководство Белым движением на Северо-Западе России. Не карьерные, честолюбивые замыслы влекли его. Надежд на успех было мало. Но отступить, бросить начатое – не в характере Юденича. Ради Белого движения можно и должно было бы сделать все возможное.
  В начале 1919 г. и деятели РПК, и сам Николай Николаевич были оптимистами. Как опытный военачальник Юденич считал, что, поскольку большая часть Красной армии занята на Восточном и Южном фронтах и ее переброска потребует много времени и больших средств, наступление на Петроград силами даже небольшой армии может привести к большому успеху. Основой для такого наступления должны были стать немногочисленные и весьма пестрые по своему составу части так называемого Северного корпуса, расположенные на территории Эстонии и Латвии. Оперативно они входили в состав армии Эстонской республики под командованием генерала Лайдонера, но действовали, в большинстве случаев, автономно, подчиняясь приказам своих признанных командиров (нередко в очень малых чинах), жили своей особенной, самостоятельной жизнью и скептически относились к перспективам единого руководства. Основой Северного корпуса стали немногочисленные части русских добровольцев, живших на территории Прибалтики, Псковской губернии, бывшие солдаты и офицеры Петроградского военного округа и Северного фронта. Популярен был генерал-майор А.П. Родзянко (родственник последнего председателя Государственной думы). Юденича, как руководителя Белого движения на Северо-Западе России, многие не признавали. Говорили: «генерал едет на все готовое». Однако, авторитет А.В. Колчака снимал возражения. Твердо следуя принципу единства военного и гражданского, политического руководства в Белом движении, Колчак своим указом от 10 июня 1919 г. назначил Юденича диктатором – «Главнокомандующим всеми российскими сухопутными и морскими вооруженными силами, действующими против большевиков на Северо-Западном фронте». Таким образом ему формально подчинялись подразделения Северного корпуса во главе с ген. Родзянко и отряды полковника С.Н. Булак-Балаховича, полесского «батьки», оперировавшего в Псковском районе, а также части Западной Добровольческой армии, под командованием генерал-майора П.М. Бермондта-Авалова. 23-26 июня Юденич провел инспекционную поездку по фронту, познакомился с командирами частей. Затем он вернулся в Гельсингфорс. На поддержку Финляндии по-прежнему возлагались большие надежды и генерал не считал для себя возможным окончательно переехать в Прибалтику. Тем не менее, все более очевидным становилось, что надеяться придется только на собственные силы. А таковых было немного...
  Белые силы на Северо-Западе состояли, по словам генерала М.Е. Леонтьева, из: «1) Русских отрядов полковника Дзерожинского... численностью до 2500 штыков и сабель. 2) Русских частей, формировавшихся в Латвии Светлейшим Князем Ливеном (их, а также отряды полковника Бермондт-Авалова,
[43]
до конца 1918 г., активно поддерживало немецкое оккупационное командование – В.Ц.). 3) Русского населения Финляндии, численностью до 15 тысяч, среди которых было до 3 тысяч офицеров. 4) Русского населения освобождаемых по мере наступления армии местностей... использование мобилизационных возможностей Санкт-Петербургской и Псковской губерний. 5) Русских военнопленных в Германии. От этого последнего источника пришлось отказаться, когда выяснилось, что военнопленные оказались в большей части распропагандированными»{17}.
С начала 1919 г. проводилась также активная вербовка офицеров-добровольцев. Их обучение и снаряжение осуществлялось в специально созданных в Швеции лагерях. Оттуда через Стокгольм они переправлялись в Гельсингфорс и Ревель.
  Наступление на Петроград Юденич предполагал вести или со стороны Финляндии – по Карельскому перешейку, или со стороны Эстонии – через Псков и Ямбург. До лета 1919 г. генерал отдавал явное предпочтение «карельскому варианту», исходя, в первую очередь, из краткости расстояния от финской границы до Петрограда. Восточная Карелия, в чем убеждали донесения финской разведки, была настроена крайне антибольшевистски, и поэтому можно было бы надеяться на пополнение армии за счет местных крестьян. Кроме того Юденич допускал возможность тесного взаимодействия с частями Северной Добровольческой армии ген. Миллера, продвигавшимися от Архангельска на юго-восток, и с так называемой Олонецкой армией (из финских добровольцев), действовавшей в направлении Петрозаводска. В случае успеха можно было бы рассчитывать на создание единого антисоветского фронта на севере России. Северо-Западное направление рассматривалось как одно из наиболее важных и на белом Юге. А.И. Гучков в письме к ген. Деникину от 17 января 1919 г. полагал, что прибалтийские республики могли бы стать плацдармом для выступления против красного Петрограда, хотя этот театр военных действий имел и свои недостатки – «большая дальность пунктов формирования и сосредоточения от основного объекта всех операций – Петрограда», замерзающий в период навигации Ревельский порт. Тем не менее, эта база должна быть использована. Ведь она, по мнению Гучкова, «во-первых, угрозой Петрограда в этом направлении отвлечет на себя часть советских сил и облегчит операцию со стороны Финляндии, и, во-вторых, даст возможность предпринять наступление на Псков – Бологое, угрожая отрезать Петроград. Это последнее направление представляет еще и ту выгоду, что армия на первых же шагах окажется среди великорусского населения таких губерний, которые и в своих крестьянских массах, и даже в своем городском населении окончательно переболели большевизмом и только и ждут избавителей, которые помогли бы им сбросить с себя большевистский гнет»{18}.
  Подготовка белой базы на Северо-Западе интенсивно проходила в течение января-апреля 1919 года. Весной обозначилась и перспектива первого наступления на Петроград. Поддержка (пока, правда, не более чем декларативная) Англии, наметившиеся перспективы (весьма впрочем неопределенные) вступления в войну на стороне Белого движения Финляндии, Эстонии и Латвии (последних – после неудачных попыток их оккупации Красной армией в начале 1919 г.), наконец, очевидные успехи белых армий на юге и востоке России – все это, вместе взятое, давало хоть и небольшой, но все-таки шанс для начала успешных действий и на Северо-Западе.
  Не дожидаясь развертывания сил Ингерманландской армии на Карельском перешейке, Юденич принял решение начать наступление силами Северного корпуса под командованием полковника Дзерожинского из Эстонии. К началу первого наступления на Петроград корпус насчитывал немногим более 5 тысяч бойцов (в основном добровольцев и бывших красноармейцев), 18 орудий и 74 пулемета.
  Конечно, рассчитывать на победу с такими ничтожными силами не приходилось. Тем не менее, большинство в военном и политическом руководстве -44- белых было уверено, что это наступление, во-первых, подтолкнет англичан к оказанию более существенной помощи; во-вторых, отвлечет на себя часть сил Красной армии и тем самым ослабит ее сопротивление наступавшей армии Колчака; в-третьих, позволит создать плацдарм на территории собственно российских губерний (Псковской и Санкт-Петербургской) и увеличит ряды армии за счет местных крестьян.
  Наступление Северного корпуса оказалось, вопреки опасениям, весьма успешным: 13 мая сильным ударом его части прорвали красный фронт под Нарвой и движением в обход Ямбурга принудили красных к беспорядочному отступлению (этот день стал считаться днем рождения Северо-Западной армии). 15 мая, после бомбардировки с кораблей эстонской Чудской флотилии, под контроль белых перешел Гдов, первый крупный город на пути к Петрограду. 17 мая пал Ямбург, узловой пункт на пути наступления корпуса. Тем временем подразделения эстонской армии, содействуя успеху Северного корпуса, 25 мая заняли Псков. Вместе с ними в город вошел отряд полковника С.Н. Булак-Балаховича. С 1 июня во главе корпуса встал ген. Родзянко, который фактически и руководил первым «походом на Петроград» Северного корпуса, переименованного с 19 июня в Северную, а с 1 июля 1919 г. в Северо-Западную добровольческую армию.
  В ночь на 13 июня началось восстание форта Красная Горка, защищавшего подступы к Петрограду. Вскоре ее поддержали соседние форты Серая Лошадь и Обручев. Однако для поддержки восставших ничего не было сделано и 16 июня 1919 г. восстание в Красной Горке было подавлено, а 21 июня после прибытия красных пополнений, направленных под Петроград из центра страны и с Восточного фронта, 7-я армия, при поддержке Балтийского флота начала контрнаступление.
  Первоначальная цель операции была достигнута – Северный корпус захватил необходимый для последующих наступательных действий плацдарм. Опираясь на треугольник Гдов – Ямбург – Псков, командование корпуса и политическое руководство считало, что этого вполне достаточно не только для развития наступательных действий на Петроград, Новгород, но и для того, чтобы получить серьезную поддержку от Антанты, прибалтийских лимитрофов и Финляндии. 30 июня Карташев в письме к московским представителям «Национального центра», одного из наиболее активных общероссийских антисоветских политических блоков, выражавшего интересы, главным образом, кадетской партии, сообщал: «Твердо уверены во взятии Петрограда не позднее конца августа». «Весьма вероятно, – продолжал он, – что в ближайшие дни Юденич, с которым мы в полном единении, и все мы перейдем на русскую почву, на тот берег (то есть начнем работать в освобожденном от большевиков Петрограде. – В.Ц.),чтобы включиться в непосредственную работу»{19}.
Наконец было получено и принципиальное решение об английской военной помощи. К Юденичу отправилась особая военная миссия генерала Гофа, чтобы выяснить, в чем собственно нуждается Северо-Западная армия, которая по существу именно с этого момента стала уже элементом международной антисоветской политики. С одной стороны, помощь союзников существенно возросла, но с другой, любой неуспех мог бы расцениваться ими уже как полный провал всего Белого движения в регионе. «Ваша задача, – писал Карташев П.Б. Струве – поддержать всеми средствами признаний авторитета, дипломатических сношений и всякого рода материальной и государственной помощи именно нашу лояльную, ортодоксальную комбинацию Юденича, Карташева и Ко».
  Примечательно, что в ожидании скорого падения Петрограда в политических «сферах» белых на Северо-Западе все чаще стали раздаваться заявления о «неправомерности переноса» большевиками российской столицы в «красную Москву». «Петроград для большинства из нас по-прежнему был символом единого российского государства», – писал Карташев.
  Вообще в политических сферах белого Северо-Запада очень часто говорилось
[45]
о некоем собственном внутреннем и внешнеполитическом курсе. В частности, это касалось планов созыва Собрания Северо-Западной области, призванного сепаратно решать политические и экономические вопросы в трех губерниях (Петроградской, Псковской и Новгородской) до созыва Всероссийского национального собрания. Сепаратистские тенденции проявлялись и во внешней политике, прежде всего в отношениях с Эстонией и Финляндией.
  В мае Политический комитет сменило Политическое совещание. «Первейшая задача Политического совещания, – отмечал Карташев, – это быть представительным органом, берущим на себя государственную ответственность в необходимых переговорах с Финляндией, Эстонией и прочими новоявленными малыми державами. Без таких ответственных переговоров и до­говоров невозможна никакая кооперация наша с ними против большевиков». Вторая задача Политического совещания – выполнение функций «зачаточного временного правительства для Северо-Западной области». «Пришлось ограничиться, – писал Карташев, – подбором минимальногр количества лиц, не могущих вызвать против себя возражений и в русской среде, и в Париже, и у Антанты. Таким образом, в Совещании оказались: Юденич – как председатель Совещания, я (Карташев) – заместитель председателя (иностранные дела), Кузьмин-Караваев (юстиция и агитация), генерал Кондырев – начальник штаба Юденича, генерал Суворов (работавший в. Петрограде с Национальным центром и стоящий на его платформе) – военные дела, внутренние дела и пути сообщения; Лианозов (промышленник-нефтяник, юрист по образованию, человек прогрессивный) – торгово-промышленность, труд и финансы... Так готовимся к событиям»{20}.
  Работало и антибольшевистское подполье в самом Петрограде. Политическое совещание, сам Юденич через курьеров постоянно поддерживали тесные контакты с Петроградским отделением Национального центра. Его возглавлял инженер В.И. Штейнингер, бывший гласный городской думы. Активно работал и Петроградский отдел «Союза Возрождения России» (руководители – меньшевик В.Н. Розанов и член ЦК партии народных социалистов В.И. Игнатьев), который объединил в своих рядах политиков левоцентристской ориентации. При нем действовала военная организация генерал-майора М.Н. Суворова и полковника Постникова, опиравшаяся на существовавшие еще с осени 1917 г. подпольные офицерские ячейки в бывших гвардейских частях. Результатом работы подполья стал переход на сторону белых нескольких частей 7-й советской армии, среди них – бывшего гвардейского Семеновского полка.
  Но не бездействовал и аппарат ВЧК. В июне начались массовые аресты среди служащих различных учреждений Петрограда. Чекисты не утруждали себя поиском доказательств, для того, чтобы выйти «на след» белого подполья. Был использован традиционный и, по существу, беспроигрышный способ борьбы с «врагами народа» – повальные, повсеместные обыски и аресты, при которых в «сети» ЧК попадали все – и виновные, и безвинные{21}.
  Не улучшалось и положение на фронте. В середине июля части 7-й советской армии возобновили наступление на Ямбург. В ходе тяжелых боев им удалось оттеснить поредевшие части Северо-Западной армии за реку Лугу. А в конце августа, благодаря отходу 2-й эстонской дивизии с позиций в районе Пскова, перешедшие в наступление большевики овладели городом и закрепились в нем. Таким образом, плацдарм для возможного наступления на Петроград уменьшился почти в два раза и представлял собой теперь лишь небольшой район Петроградской губернии, от Нарвы до Чудского озера.
  Главкому пришлось менять тактику борьбы. В конце августа Юденич с супругой переехал в Эстонию. Генерал жил в Нарве и Ревеле, руководя войсками, сосредоточенными на нарвском направлении, и участвуя в работе Политического совещания в эстонской столице. Между тем с фронта и прифронтовой полосы все чаще поступали заявления о «нарушении законности» со стороны воинских частей, о «репрессиях» в отношении «мирного населения»,
[46]
о бесконтрольном поведении военных и слабости гражданской власти. Англичане требовали замены «военной диктатуры» главкома новым, «демократическим» правительством.
  Одна из основных задач, которую должна была выполнить новая власть – признание Белым движением независимости Эстонии, ориентация на «правовые принципы». Около месяца шли бесконечные переговоры о создании новой власти. Снова говорили о непопулярности Юденича в войсках, о готовности ген. Родзянко взять на себя роль главкома. Сам Николай Николаевич не колеблясь заявил, что готов уйти в отставку только в том случае, если это будет продиктовано «интересами дела» антибольшевистского сопротивления.
  11 августа 1919 г. большинство членов Политического совещания (сам Юденич в это время находился на фронте) были вызваны в английское консульство в Ревель. В числе приглашенных оказались члены кадетской партии, представители «Национального центра», «Союза возрождения России»: А.В. Карташев, С.Г. Лианозов, М.Н. Суворов, В.Д. Кузьмин-Караваев, М.С. Маргулиес, Н.Н. Иванов, К.А. Крузенштерн, а также члены образованного в Пскове «правительства» К.А. Александров, В.Л. Горн и М.М. Филиппес. Маргулиес описал этот процесс «формирования правительства». Английский
[47]
бригадный генерал Ф. Марч обратился к собравшимся с короткой речью на русском языке: «Положение северо-западной армии катастрофическое. Без совместных действий с эстонцами продолжать операцию на Петроград невозможно. Эстонцы требуют для совместных действий предварительного признания независимости Эстонии. Русские сами ни на чем между собой сговориться не могут. Русские только говорят и спорят. Довольно слов, нужно дело! Я вас пригласил и вижу перед собой самых выдающихся русских людей, собранных без различия партий и политических воззрений. Союзники считают необходимым создать правительство Северо-Западной области России, не выходя из этой комнаты. Теперь 6 с четвертью часов; я вам даю время до 7 часов... Если правительство не будет к 7 часам образовано, то всякая помощь со стороны союзников будет сейчас же прекращена»{22}.
  Образованное таким необычным образом Северо-Западное правительство, возглавил Лианозов, военным министром стал Юденич. В состав его вошли также два правых эсера и два меньшевика. Правоцентристский вектор политической программы уходил в прошлое. Отстраненный от дел, оскорбленный Карташев заявил, что «устраивать власть на основах партийной коалиции в период анархии и революции – это государственное преступление». Карташев отмечал «два первородных греха» нового кабинета – «подписание акта об абсолютной независимости Эстонии» и «обязательство собрать в Петербурге какую-нибудь учредилку». Именно поэтому он стал считаться автором заявления: «Северо-западное правительство должно умереть у ворот Петрограда». Эта позиция, а Карташева поддерживало большинство военных, имела все перспективы стать реальностью по мере приближения к «Северной Пальмире» Да и сам Юденич, как военный человек, также скептически оценивал перспективы правительства. Он соглашался с мнением, что «лианозовский кабинет» воскрешает времена «недоброй памяти политической коалиции, сгубившей Временное правительство»{23}.
  Сразу же после «создания» правительства было утверждено заранее подготовленное решение о признании «в интересах нашей родины» «абсолютной независимости Эстонии». Лианозов пытался доказать Марчу, что договор необходимо согласовать с Юденичем, но английский посланник заявлял, что в этом случае у них всегда найдется новый главнокомандующий. И хотя Юденич по-прежнему продолжал считаться таковым, подчиняясь непосредственно Колчаку как Верховному правителю России, его статус диктатора был существенно ограничен.
  Но зато теперь, как считалось, отпали последние препятствия для организации широкой союзнической помощи. Признанная Эстония должна была «оказать немедленную поддержку русской Северо-Западной области вооруженною силою, чтобы освободить Петроградскую, Псковскую и Новгородскую губернии от большевицкого ига». Двум эстонским дивизиям следовало прикрывать фланги Северо-Западной армии со стороны Нарвы и Пскова. 7 августа в Ревельском порту с трех английских пароходов выгрузили долгожданные танки, бронеавтомобили, орудия и винтовки. В начале сентября была получена крупная партия вооружения и обмундирования. Правда, иногда вместо винтовок и патронов в ящиках обнаруживались теннисные ракетки и шары для гольфа с надписями: «подарок от английских докеров», «солидарных с российским пролетариатом».
  Крайне остро стоял вопрос о снаряжении армии. Его получали за счет того, что удавалось отбить у большевиков. Денежное довольствие шло от эстонского правительства и, чтобы хоть как-то улучшить положение солдат и офицеров, интендантство перепродавало американскую муку. Правда, к началу осени части на фронте все-таки получили новое английское обмундирование, продовольственные наборы и медицинские комплекты. Бронетанковые отряды, артиллерийские батареи были вооружены и снаряжены по нормам английской армии.
  Дело доходило и до непосредственной военной помощи. В ночь на 18 августа 7 британских катеров осуществили внезапную торпедную атаку Кронштадта.
[48]
  И хотя не все торпеды достигли цели, а три катера погибли, результатом этой атаки было повреждение основных кораблей красного Балтийского флота. Британские летчики несколько раз бомбили Кронштадт и Красную Горку. Но этим, собственно, и ограничилось непосредственное участие англичан в военных действиях{24}.
  Финансовое положение Северо-Западного правительства укрепилось. От Колчака был получен кредит в 900 тысяч фунтов стерлингов. Вскоре напечатали и собственные дензнаки. «Юденки», «родзянки», как называли их в просторечии, обеспечивались, как шутили в тылу, только «шириной генеральских погон». Но в особом заявлении правительства утверждалось, что эти денежные знаки «обеспечены всем достоянием государства Российского» и будут оплачены Петроградским отделением Государственного банка по расчету 40 рублей за фунт стерлингов. Примечательно, что на купюрах 1000-рублевого достоинства, помимо символики Белого движения на Северо-Западе (равноконечного белого креста, двуглавого орла с «медным всадником» на груди вместо Св. Георгия Победоносца), впервые были напечатаны, правда едва заметные, изображения погибших Николая II и Александры Федоровны с нимбами над головами. Впрочем многие полагали, что это всего лишь изображения древнегреческих богов «земного благополучия» – Гермеса и Геры.
  «Абсолютная независимость» Эстонии в какой-то мере давала ощущение и перспективности продолжающейся борьбы. Но не оставалось в стороне от эстонского вопроса и советское правительство. 31 августа наркоминдел Г. Чичерин обратился к Эстонии с предложением начать переговоры о заключении мирного договора. На конференции представителей прибалтийских государств 13 сентября в Ревеле, был напрямую поднят вопрос о поддержке и остальными лимитрофами советских дипломатических инициатив. Уже сам факт начала переговоров Советской России с Эстонией означал, что большевики готовы признать независимость республики, что практически обесценивало признание эстонской независимости Северо-Западным правительством.
  Правда, оставался еще и «финский вариант». К середине 1919 г. в Финляндии завершилась гражданская война. Отряды финской Красной гвардии были разгромлены, но Маннергейм стремился обезопасить Финляндию от «советской угрозы» со стороны столь близкого к границе Петрограда. Поэтому регент Финляндии охотно поддерживал усилия Юденича по координации военных усилий.
  Первоначально переговоры с Маннергеймом шли успешно. Он не только согласился на организацию на территории Финляндии белых добровольческих отрядов, но и сам выразил готовность предоставить для «похода на Петроград» финские воинские части. Взамен Маннергейм требовал, чтобы к Финляндии были присоединены район Печенгского залива и западная Карелия. Юденич в целом соглашался с условиями Маннергейма и сообщил о них адмиралу Колчаку. Российский представитель в Париже, бывший ми­нистр иностранных дел С.Д. Сазонов, категорически заявил о неприемлемости требований Маннергейма («прибалтийские губернии не могут быть признаны самостоятельным государством. Также и судьба Финляндии не может быть решена без участия России»). Колчак ответил Юденичу отказом. Маннергейм, полностью поддерживавший идею белых, обещал прийти на помощь даже в случае единоличного признания Юденичем выдвигаемых им условий. Главнокомандующий Северо-Западной армии, отступая от принципа «единой, неделимой России», заверил Маннергейма в своей полной лояльности и вскоре началась подготовка к совместному наступлению на Петроград{25}.
  Однако надежды на Финляндию не оправдались. Новый глава государства – Стольберг – политический оппонент Маннергейма, прервал переговоры с Юденичем и запретил формировать русские воинские части на финской территории. В результате, за исключением сепаратных действий отрядов
[49]
финских и русских добровольцев полковника Эльвенгрена под Лемболо-во и Матоксой, никаких серьезных операций на Карельском перешейке не велось.
  Генералу Юденичу, вместо руководства вооруженной борьбой, фактически приходилось все силы и энергию направлять в область политики. По характеристике А. Геруа: «Изобильно облепленный иностранными воздействиями, русской, так называемой, «революционной общественностью», которую лучше было бы переименовать «полуреволюционной», представителями сбежавшего заграницу русского капитала, также не чуждого полуреволюции, и здесь ставшего «спекулятивным капиталом, плутократией», генерал Юденич был, конечно, не в своей тарелке. Неудивительно, что, по выражению окружавших его «демократов», «умный, крайне молчаливый генерал», впал в крайнее безмолвие. Вообще ген. Юденич явно избегал политических разговоров»{26}.
  Наступила осень. На фронте по-прежнему ничего не менялось. Эстония готовилась к переговорам с Советской Россией. Английская помощь не могла продолжаться долго. В политическом руководстве Великобритании определились серьезные разногласия между военным министром У. Черчиллем и премьер-министром Д. Ллойд-Джорджем. Глава кабинета скептически оценивал перспективы поддержки Белого движения: «Я верю, – писал он, – что кабинет не допустит вовлечения Англии в какую-либо новую военную акцию в России... Что касается «огромных возможностей» для взятия Петрограда, который, как нам говорят, «у нас уже почти в кулаке» и которого нам никогда не схватить, то мы слишком часто слышали о других «огромных возможностях в России», которые так никогда и не реализовались, несмотря на щедрые расходы для их осуществления. Только за этот год мы уже истратили более 100 млн. на Россию». Крайне низко оценивались британским премьером и полководческие таланты самого Юденича: «у него нет никаких шансов захватить Петроград... Он ничем не зарекомендовал себя как военачальник, и у нас нет доказательств, что он способен осуществить задуманное... Россия не хочет, чтобы ее освобождали. Давайте поэтому займемся собственными делами, а Россия о своих делах пусть печется сама»{27}.
  Черчилль же был убежден, что военная помощь Юденичу должна оказываться в нарастающих размерах. В беседе с Гучковым, он отмечал, что одним из главных направлений военной политики Англии станет помощь Юденичу. Он утверждал: «если бы мы направили на этот фронт хотя бы половину того, что мы дали на Мурманско-Архангельский фронт (имелась в виду помощь Северной Добровольческой армии ген. Миллера. – В.Ц.), то Петроград был бы давно взят»{28}.
  Сам Юденич продолжал верить в помощь Англии. В конце сентября в письме Черчиллю он писал: «От имени русского народа, борющегося за свержение ига большевизма, я приношу вам искреннейшие благодарности за своевременную помощь снаряжением и обмундированием, любезно предоставленную вами. Она избавила нас от страха перед надвигающимися зимними морозами и намного подняла дух наших войск. Прилагая все усилия в борьбе против общего врага, мы надеемся, что столь великодушная всегда Англия будет продолжать оказывать нам моральную и материальную поддержку»{29}.
  Осень 1919 г. стала переломной не только для Белого дела на Северо-Западе, но и для всего Белого движения. С одной стороны, близость победы, успешное продвижение войск Деникина к Москве, с другой, тревожное, напряженное ожидание возможной неудачи, неуверенность в прочности Белого фронта. На Северо-Западе положение усугублялось постоянным ожиданием предательства, мирных договоров между Советской Россией и прибалтийскими республиками. Эстония официально предупредила: если до зимы Северо-Западная армия не начнет боевых действий, то «правительство не в силах будет воспрепятствовать народным настроениям, требующим мира с большевиками». Англичане со своей стороны также настойчиво требовали
[50]
наступления армии на Петроград, заявляя о готовности оказать содействие с моря для захвата Красной Горки и Кронштадта.
  В сложившейся ситуации новое самостоятельное наступление на Петроград становилось для Северо-Западной армии последним вариантом. Если бы наступление оказалось успешным, настроения и Англии, и прибалтийских государств изменились бы в сторону поддержки Белого движения. Юденичу были известны впечатляющие результаты похода на Москву «Вооруженных Сил Юга России», подходивших к Орлу и Брянску. Налицо была возможность комбинированного удара белых армий (единственного за всю историю гражданской войны) на Петроград и Москву.
  Северо-Западная армия должна была перейти в наступление, не дожидаясь дополнительного снабжения и подготовки. К октябрю 1919 г. ее состав вырос до 17 тысяч человек, 40 орудий, 6 танков, 2 броневиков и 4 бронепоездов. Реальные ее силы не достигали даже штатной численности дивизии во­енного времени (формально армия включала в себя 2 корпуса – 5 дивизий). Контингенты местного населения и добровольцев были практически полностью исчерпаны еще во время первого, весеннего наступления. Большой процент составляли военнопленные красноармейцы, и даже целые части, добровольно перешедшие на сторону белых (Семеновский, Вятский, Тульский полки, отряд Булак-Булаховича и др.). Офицерство в армии было немногочисленным. Армия была крайне пестрой по социальному составу. Формировались полки буквально «на ходу». В качестве примера можно выделить один из наиболее известных – Талабский полк. 1-й батальон, кадровую основу полка, составили восставшие осенью 1918 г. рыбаки с Талабских островов (на Великом озере, близ Чудского). Во 2-й батальон вошли крестьяне-старообрядцы, жители сел Гатчинского уезда Петроградской губернии, 3-й батальон был сформирован из военнопленных красноармейцев и матросов. Во всех батальонах полка служили учащиеся Ямбурга и уездных сел – городская и крестьянская молодежь, мобилизованные и добровольцы. Незадолго до начала наступления к армии присоединился и сформированный в Латвии Русский добровольческий отряд, под командованием светл. кн. Ливена (в качестве 5-й дивизии){30}.
  Перед Юденичем теперь встал вопрос о направлении главного удара. Большинство командиров во главе с ген. Родзянко предлагали начать наступление, опираясь на так называемый «псковский плацдарм». Для этого следовало бы вновь захватить Псков и «оседлать» тем самым железнодорожные линии Псков – Луга – Петроград и Псков – Луга – Новгород. Это гарантировало бы, с одной стороны, стабильный тыл, опираясь на который можно проводить мобилизации, пополнять ряды армии и создать местный административный аппарат. С другой – обладание Псковом позволило бы наносить удары по расходящимся направлениям на Новгород и на Петроград. Тогда можно было продвигаться к Петрограду, хотя и медленнее, на зато с большими шансами на успех, глубоко охватывая город с юга и юго-востока, отрезав его от Центральной России. К тому же защищенным становился правый фланг армии, что обеспечило бы наступление на Петроград со стороны Нарвы.
  Фактически этот план повторял расчеты белых еще со времени весеннего «похода на Петроград». С точки зрения классической стратегии, он имел хорошие перспективы. Но для этого, во-первых, численность бойцов Северо-Западной армии должна была быть во много раз большей, ведь только тогда она могла бы и «держать» столь широкий фронт, и наступать на Петроград и Новгород одновременно. Во-вторых, белый тыл должен был быть достаточно прочным, чтобы без серьезных опасений предпринимать столь глубокие операции против большевиков. А всего этого в условиях безвластия и хаоса, царившего в России, практически невозможно было добиться.
  Но в том-то и заключалась специфика гражданской войны, что следовать традиционным стратегическим правилам не удавалось. И главнокомандующий Северо-Западной армией принял иной план действий. Юденич решил
[51]
ударить на Петроград, не дожидаясь, пока будет «укреплен тыл» и «обеспечены фланги». На военном совете он твердо заявил, что «расстояние от Ямбурга до Петрограда короче, чем расстояние от Пскова до Петрограда», и наступать надо на «кратчайшем направлении». В этом случае только стремительность, неожиданность удара обеспечат победу.
  Правильность принятого Юденичем решения подтверждали впоследствии и советские военные историки. Действительно, иного выбора в условиях малочисленности армии и необходимости оперативного взятия Петрограда и быть не могло. Решение о наступлении на Петроград полностью повторяло стратегический «стиль» Юденича, столь ярко проявившийся в боевых операциях на Кавказском фронте. Это был все тот же, типичный для него стратегический расчет на быстроту и непрерывность наступления, на силу и внезапность удара. Только целью на этот раз было не просто удачное взятие некоего, пусть даже и очень важного, населенного пункта, а овладение Петроградом, второй «красной столицей». Ставка была слишком высока, и любая, даже самая небольшая ошибка могла привести армию к катастрофе. «Белый меч» – под таким названием вошла в историю гражданской войны операция Северо-Западной армии осенью 1919 года. Мощный и быстрый удар этого «меча» должен был разрушить «цепи большевизма», освободить Петроград.
Принимая свое решение, Юденич учитывал и настроения на фронте. Солдаты и офицеры, получившие хорошее вооружение и обмундирование, в большинстве своем верили в успех наступления. Армия жила одним словом «Петроград» и, воодушевленная этим порывом, неслась на освобождение «Северной Пальмиры». Дух армии был очень высок, тем более, что официальные сводки, не жалея радужных красок, живописали успехи армий Деникина и Колчака под Тулой и на реке Тобол. Если бы наступление задержалось, в армии мог наступить перелом настроений, причем, отнюдь, не в пользу продолжения борьбы с большевиками.
  Юденич не стал полностью отказывался и от «псковского варианта», приняв его в части нанесения демонстративного удара силами 4-й дивизии генерал-лейтенанта князя Долгорукова. 28 сентября эти части перешли в наступление на участке Варшавской железной дороги Псков – Луга и 4 октября взяли станцию Струги Белые, перерезав железнодорожное сообщение между Петроградом и Псковом. Демонстративный удар вполне удался, красное командование решило, что Юденич будет наступать на Псков, и в этот момент – 9 октября – перешли в наступление главные силы Северо-Западной армии. 11 октября Родзянко занял Ямбург, выйдя в тыл обороняющейся красной группировке и создав опорный пункт для атаки по линии Ямбург – Красное Село – Петроград.
  Итак, второе наступление на Петроград началось. Только вперед, с наивысшей, максимально возможной скоростью продвижения – таковым стал основной мотив осеннего похода. Армия отказалась от обозов. Составы с английскими продуктами так и остались в Эстонии. За Лугой застряли бронепоезда (были взорваны мосты), отстали танки. Но, несмотря ни на что, наступление успешно продолжалось.
  Части 7-й армии красных в беспорядке отступали, начались массовые сдачи в плен. 13 октября 4-я дивизия заняла узловую станцию Лугу, а 16 октября, всего через неделю после начала наступления, белые вышли на ближние подступы к Петрограду, захватив Гатчину. 20 октября подразделения 1-й дивизии генерал-майора Ярославцева заняли Павловск и Царское (переименованное большевиками в Детское) Село. 5-я (Ливенская) дивизия вступила в Лигово на крайнем левом фланге. Белые полки вышли к Пулковским высо­там, а разъезды разведчиков доходили даже до Нарвской заставы. Наступили решающие дни в «битве за Петроград»{31}.
  В сумрачные осенние дни редкие лучи солнца освещали купол Исаакиевского собора, видный с Пулковских высот. Овладение ими, этим «замком» к Петрограду, позволяло взять под обстрел дальнобойных орудий южную
[52]
окраину города. Все были убеждены, что через день-два Петроград будет занят. Ген. Родзянко отказался рассматривать Петроград с высот Красного Села, заявив, что завтра будет «гулять на Невском». Даже вечный критик своих коллег по правительству М.С. Маргулиес записал в эти дни: «Спасены: Питер виден на горизонте. Без немцев берем. И честь правительства спасена. Не даром унижались и боролись!... Взяты Лигово и Пулково, осталось 15 верст до Петрограда. Завтра, быть может, войдут»{32}.
  Во все концы мира летело радио: «Петроград взят. Власть Советов свергнута». Газеты белого юга, во время решительных боев на Московском направлении под Орлом и Воронежем, вышли с широкими, во всю полосу заголовками: «Доблестными войсками генерала Юденича освобожден Петроград». Уже был назначен губернатор Петрограда – генерал-майор П.В. Глазенап. В русских типографиях Гельсингфорса печатались листовки-воззвания к горожанам Петрограда с призывом «встречать своих доблестных освободителей колокольным звоном».
  Но большевики не собирались сдаваться. 16 октября в городе была объявлена всеобщая мобилизация рабочих. Был сформирован даже полк из женщин-работниц Петрограда, своего рода аналог женских ударных батальонов 1917-го года. В эти дни Ленин телеграфировал в Смольный: «Покончить с Юденичем (именно покончить – добить) нам дьявольски важно... Надо кончить с Юденичем скоро; тогда мы повернем все против Деникина»{33}.
  Близкий успех армии Юденича усилил позиции сторонников активной поддержки Белого движения в английском правительстве. 17 октября Черчилль поздравил Юденича с «заметными успехами в начавшемся наступлении». В этой же телеграмме говорилось об очередной партии военного снаряжения, направляемого на Петроградский фронт: танки, винтовки, артиллерийские орудия и снаряжение для 20 тысяч человек. Большую часть этого груза должен был доставить в Ревель пароход «Кассель». На нем же предполагалось прибытие 400 русских офицеров, бывших военнопленных, из Нью-маркетского лагеря. Отправленному к Юденичу представителю английской военной миссии генералу Р. Хэйкингу Черчилль передал «набросок инструкций». В случае взятия Петрограда главкому Северо-Западной армии следовало «обставлять свои действия с возможно большей видимостью опоры на конституционные начала».
  Но Северо-Западное правительство и не собиралось вести «реакционную политику». Постепенно восстанавливалась местная власть, органы земского и городского самоуправления. Развернутой официальной политической программы сформулировано не было, но в отдельных проектах предполагалось проведение довольно радикальных преобразований. В частности, в законопроекте министра земледелия П.А. Богданова провозглашалось «сохранение земельных отношений, которые имели место к приходу белых войск», то есть тем самым фактически признавались земельные «захваты» крестьян после 1917 года. После занятия Петрограда было решено созвать даже некое подобие парламента – Учредительное собрание Северо-Западной области, призванное решить вопрос о «конструкции власти на освобожденной от большевиков территории Петроградской, Псковской и Новгородской губерний»{34}.
  Для реализации всех этих планов нужно было еще овладеть Петроградом. Несколько дней продолжались упорные бои за Пулковские высоты. Белые ожесточенно рвались вперед, к Св. Исаакию, в штыковых схватках сходи­лись с красными курсантами, латышскими стрелками и морскими десантами. Красные линкоры, поддерживавшие огнем обороняющихся, вскоре прекратили стрельбу: в перемешавшемся фронте невозможно было различить «своих» и «чужих». Становилось ясно – темп наступления утрачен, силы на исходе, шансы на победу уменьшаются с каждым днем. Большевики сосредоточили против Северо-Западной армии до 50 тысяч бойцов, большая часть которых подошла с других фронтов. Предреввоенсовета Л.Д. Троцкий взял оборону Петрограда под личный контроль. Под Ижорой в бой ввели тяжелый бронепоезд «Ленин», прекрасно оснащенный, вооруженный дальнобойной
[53]
артиллерией. Белые же бронепоезда так и не успели подойти к фронту. Английские и французские танки хорошо помогали при наступлении, но часто выходили из строя, ломались, отводились в тыл. Фактически единственным «бронесредством» Северо-Западной армии оставался многократно чиненый, но героически державшийся на линии огня броневик «Россия».
  Получив свежие подкрепления, Красная армия подготовилась к контрудару. Стратегический план сводился к следующему. Предполагалось нанести два удара по сходящимся направлениям со стороны Петрограда – из Тосно и Луги. Группировки красных, соединившись в Ямбурге, должны были полностью окружить Северо-Западную армию, скованную под Пулково.
  21-23 октября продолжались беспрерывные бои. Неожиданный прорыв красными позиций Вятского полка заставил белый фронт немного отступить. Давление белой армии стало ослабевать. Нужен был еще один, быть может, последний рывок. Сознательно идя на большой риск, Юденич полностью обнажил фланги, сняв части 4-й дивизии от Луги и подтянув последние резервы от Ямбурга. Собрав все силы в ударную группу под командованием молодого командира талабцев полк. Пермикина, Юденич попытался восстановить утраченное положение. 27-30 октября бои возобновились с новой силой. Пермикин и Родзянко лично водили в атаки поредевшие батальоны. Поддержал белых русско-английский танковый отряд полковника Карсона. Фланговый контрудар от Гатчины на Ропшу удался, и Пермикин сообщал, что дорога на Петроград снова открыта. Но этот последний успех, увы, уже не мог изменить ход всей операции. Армия выдыхалась, ее дух падал, утрачивалась уверенность в победе.
  В этот момент красные подкрепления ударили по открытому правому флангу Северо-Западной армии. 1 ноября они вышли к Луге. Ее комендант, полковник Григорьев, имея в распоряжении лишь тыловые команды запасных, не смог остановить натиск красных полков. Луга была сдана. Железная дорога Псков – Петроград снова оказалась под контролем большевиков.
  Наступление завершилось, белые отходили с позиций. Фронт быстро сокращался. От Пскова на Гдов и Нарву наступали свежие части 15-й армии. Были оставлены Красное Село, Павловск, Ропша, Детское Село. 3 ноября без боя сдалась Гатчина. 11-я советская дивизия вышла в тыл Северо-Западной армии и по шоссе двигалась на Ямбург. И только в этот момент эстонская армия, наконец, напомнила о себе. 1-я эстонская дивизия нанесла внезапный удар в тыл наступавшим от Петергофа красным и заставила их быстро отойти на исходные позиции. Со стороны Финского залива красных обстрелял английский монитор. Но запоздалая «помощь», уже ничего не могла изменить.
  В трехнедельных ожесточенных боях погибла почти половина белой армии. В ее рядах осталось не более восьми тысяч штыков. 7 ноября красные, наступая от Гатчины, заняли станцию Волосово, а 8-го ноября пал Гдов. Оставшиеся части армии Юденича откатывались к Ямбургу. Здесь начались бои, однако город удержать не удалось, и 14 ноября Ямбург, последний крупный центр находившийся под контролем белых, был оставлен. Вся Северо-Западная армия оказалась прижатой к реке Нарове и к эстонской пограничной полосе у города Нарвы{35}.
  Сильные холода, пронизывающий северный ветер усугубляли и без того тяжелое положение белых. Солдаты и офицеры мерзли в наспех вырытых окопах и землянках. Началась страшная эпидемия тифа, фактически уничтожившая остатки армии. Медицинское обслуживание отсутствовало. Сотни солдат сдавались в плен. Эстонское правительство, убедилось, что его политические интересы требуют заключения мира с Советской Россией, а не поддержки обреченного Белого движения. Переговоры с советскими дипломатами быстро завершились подписанием 31 декабря 1919 г. мирного договора. Большевики признали независимость республики, и при этом отдельным пунктом оговаривалось, что Эстония отказывается от предоставления своей территории для белых правительств и белых армий. Мир
[54]
между. Советской Россией и Эстонией означал конец Белого движения на Северо-Западе России{36}.
  Теперь бежать должна была уже вся армия. Полки разоружались, солдаты и офицеры направлялись в спецлагеря. Здесь из них формировали бригады и отправляли на лесозаготовки и торфяники. (В 1940 г., после ввода в Эстонию советских войск, оставшиеся в живых северозападники оказались под пристальным вниманием управлений НКВД и местных коммунистов и очень скоро испытали на себе ужасы советских лагерей).
  Причины поражения «осеннего наступления» были самые различные – от геополитических до тактических просчетов. Одной из тактических ошибок Северо-Западной армии многие белые мемуаристы считали однодневную остановку в Гатчине, дневку 17-го октября. Отдых наступавшим частям был необходим, но в результате произошедшей задержки были потеряны почти целые сутки. Другая тактическая ошибка – не перерезанная вовремя Николаевская железная дорога, по которой к красным подошли подкрепления из под Новгорода и Твери. Вину за нее возложили на командира 3-й пехотной дивизии генерал-майора Ветренко, который, торопясь первым войти в Петроград, не выполнил приказа о ее перехвате. Город не был полностью блокирован{37}. Николаевская дорога осталась под контролем большевиков, и Красная армия беспрепятственно получала подкрепления из центра России.
  Ветренко многие считали едва ли не самым главным виновником поражения «похода на Петроград», говорили даже о его сотрудничестве с красной разведкой. Такие утверждения, пожалуй, нельзя считать полностью доказуемыми. Если бы дивизия Ветренко перенесла направление основного удара со станции Тосно на станцию Колпино (более близкую к Петрограду) то, захватив ее, разрешила бы одновременно две задачи – перерезала Николаевскую железную дорогу почти у самого ее основания и полностью блокировала Петроград, отрезав город с востока, по линии Северной железной дороги. Когда еще была уверенность в быстром взятии Петрограда, удар Ветренко на Колпино (а это также был вариант «кратчайшего направления», столь популярного осенью 1919 г.) мог оказаться гораздо более эффективным. Но успех или неудача Ветренко вряд ли изменили бы общее стратегическое положение на фронте.
  Одной из серьезных причин поражения белых является недостаток офицеров-генштабистов на командных должностях. То, что в комсоставе преобладали молодые, энергичные, но порой недостаточно опытные командиры, приводило к излишней поспешности, неосмотрительности при ведении боевых операций. Еще более серьезной причиной можно считать отсутствие резервов. Ими могли бы стать части Западной Добровольческой армии под командованием полковника П.Р. Бермондта-Авалова. Эта армия начала формироваться еще с 1918 г. на средства немецкого оккупационного командования. Разумеется, «бермондтовцы» ориентировались на Германию. И пока Северо-Западная армия шла на Петроград, Бёрмондт-Авалов с таким же энтузиазмом вел свою армию на штурм Риги. Пренебрегая неоднократными приказами Юденича об отправке на фронт, он решил «восстановить» «Единую, Неделимую Россию» с помощью артобстрела латвийской столицы. Части Западной армии, численностью около 30 тысяч человек (напомним, что под Петроградом сражалось в два раза меньше бойцов), могли бы, конечно, изменить положение на фронте. Но 20 октября 1919 г., в разгар боев на Пулковских высотах, Бёрмондт-Авалов безуспешно пытался форсировать Двину{38}.
  В результате латышское правительство обратились за военной поддержкой к Эстонии, правительство которой, вместо обещанной помощи Юденичу начало переброску подразделений своей армии к Риге. Разгорелся международный скандал. Белых объявили «агрессорами», готовыми уничтожить «хрупкую независимость» прибалтийских республик. С резким осуждением действий Бермондта выступили Англия и Франция.
[55]
  Возможно, что Бермондт-Авалов, как он позднее писал в своих мемуарах, руководствовался исключительно государственными интересами России. Но в тех условиях его выступление было абсолютной авантюрой. Помимо антипатии к белым в Латвии усилилась неприязнь к русским вообще. Вполне обоснованным в такой ситуации можно было считать заявление Колчака, что в случае отказа подчиниться Юденичу Бермондт «не может считаться русским подданным и офицером русской армии».
  Так или иначе, несмотря на поражение «похода на Петроград», можно отметить, что у белых были весьма серьезные возможности овладеть бывшей столицей. Очевидно, главной причиной неудачи следует все-таки признать несвязанность, несвоевременность действий русского Белого движения, Эстляндии и Финляндии. Это признавал и Ленин: «Нет никакого сомнения, – писал он, – что самой небольшой помощи Финляндии или – немного более – помощи Эстляндии было бы достаточно, чтобы решить судьбу Петрограда»{39}.
  Нельзя отрицать и стойкость сопротивлявшихся красных частей, особенно курсантов и матросов. Нужно отдать должное и энергии Троцкого, сумевшего за короткое время создать из Петрограда в буквальном смысле слова «цитадель революции». Необходимо помнить также и о той уверенности в возможностях обороны города, которую постоянно подчеркивали большевистские деятели.
  Обобщенную точку зрения на причины поражения армий Юденича сформулировал ген. Томилов. Кстати, именно ему был поручен Юденичем сбор материалов для книги об истории Северо-Западного фронта (которая в свет так и не вышла). Давая свою оценку причинам поражения белых, он отмечал, что «главнокомандующий сделал все, что было в его силах, чтобы одержать победу, но генерал Юденич попал в непреодолимо тяжелые условия. Ни своей территории, ни базы не было, попытка опереться на Финляндию не удалась, приходилось базироваться на Эстонию, правители которой очень боялись торжества Белого движения. Маленькой Северо-Западной армии не по силам, конечно, была задача овладеть и удержать за собой столицу. Белое движение, несмотря на весь героизм и самоотверженность, нигде не имело конечного успеха, вследствие невольной разбросанности почти по всей периферии России, исключительной трудности и сложности всей обстановки и непреодолимым стихийно-моральным причинам; тогда русский народ в своей массе еще и не начинал изживать большевизма»{40}.
  Несколько иную характеристику Юденичу давал А.И. Куприн. Будучи в Гатчине, он добровольно (вопреки уверениям советских литературоведов) вступил в ряды Северо-Западной армии, стал «ее бардом», как он сам себя называл, редактором газеты «Приневский край». В рассказе «Купол Св. Исаакия Далматского» он писал: «Формальный глава армии существовал. Это был генерал Юденич, доблестный, храбрый солдат, честный человек и хороший военачальник. Но... генерал Юденич только раз показался на театре военных действий, а именно тотчас же по взятии Гатчины. Конечно, очень ценно было бы в интересах армии, если бы ген. Юденич, находясь в тылу, умел дипломатично воздействовать на англичан и эстонцев, добиваясь от них обещанной реальной помощи. Но по натуре храбрый покоритель Эрзерума был в душе – капитан Тушин, так славно изображенный Толстым. Он не умел с ними разговаривать, стеснялся перед апломбом англичан и перед общей тайной политикой иностранцев»{40}.
  Куприн во многом был прав. Армия должна «чувствовать» присутствие своего командующего. Да, Юденич не появлялся на фронте осенью 1919 г., не водил за собой в атаки полки и дивизии, как Родзянко, Пермикин или Булак-Булахович. Но нельзя отрицать и того, что его пребывание в тылу диктовалось острой необходимостью. Дипломатическая, политическая борьба, участником которой пришлось стать Юденичу, требовала от него не меньшей самоотдачи чем руководство операциями на фронте. Стоит отметить, что при всех разногласиях, спорах со своими подчиненными – командирами
[56]
корпусов и дивизий, он им полностью доверял, был абсолютно чужд интриг и конфликтов. Тем более, никто не посмел бы обвинить генерала в отсутствии личной храбрости, достаточно вспомнить его участие в штыковых атаках в русско-японской войне.
  Понимая, что борьба белых на Северо-Западе завершилась, Юденич принял решение перебросить сохранившиеся кадры армии на юг, к Деникину. С этой целью он настаивал на выделении союзниками транспортных судов. Однако все его усилия оказались тщетными. Ни с армией, ни с ее главкомом никто уже не считался.
  Теперь перед Юденичем оставался единственный выход. 22 января 1920 г. генерал издал приказ о роспуске армии и создал ликвидационную комиссию, передав в ее распоряжение имеющиеся денежные средства. В ночь на 28 января в гостиницу «Коммерс» в Ревеле, где проживал с семьей Николай Николаевич, явилось несколько белых офицеров, во главе с Булак-Балаховичем и трое эстонских полицейских, арестовавших бывшего главкома. Вскоре, правда, он был освобожден и переведен в помещение английской военной миссии. Трудно сказать, чем был вызван этот инцидент – желанием расправиться с потерявшим свою власть военачальником, или же за этим стояли более серьезные политические и дипломатические причины. Никаких обвинений предъявлено не было. Ясно одно – действия Булак-Балаховича и эстонских властей представляли не столько юридический произвол, сколько отражали изменившиеся эстонско-советские отношения. Теперь считаться со своими бывшими союзниками по борьбе против большевиков не имело смысла, а в условиях заключения мирного договора с Советской Россией становилось и крайне нежелательным.
  Позднее, уже летом 1920 г., часть северо-западников смогла все-таки переехать в Крым, где продолжала борьбу в рядах армии Врангеля. Многие вошли в ряды так называемой Русской народной добровольческой армии под командованием Булак-Балаховича, Пермикина, Б. Савинкова. Армия действовала в районе Белорусского Полесья в 1921-1922 годах. Позднее на ее основе создавались партизанские отряды «Братства Русской правды», «Братства зеленого дуба» и других эмигрантских организаций.
  Семья Юденичей переехала в Англию, а затем во Францию, в Ниццу. Здесь в доме на маленькой улице «Кот д’Азур» потянулись размеренные дни эмигрантского бытия, спокойные, и, в общем лишенные той остроты борьбы за существование, которой жило в 1920-1930-е годы русское зарубежье. Юденичу не суждено было разделить судьбу лидеров РОВСа генералов Кутепова и Миллера, многих других генералов и офицеров, продолжавших верить в «весенний поход» против большевиков. Николай Николаевич не участвовал ни в «боевой работе» РОВСа, ни, тем более, в политических битвах русской эмиграции. Благотворительная и просветительская деятельность стала для него основной. Юденичи посильно помогали оказавшимся во Франции чинам Северо-Западной армии. Для эмиграции Юденич оставался своего рода символом славы русского оружия в годы мировой войны, побед Кавказского фронта. Он был единственным кавалером Ордена Св. Георгия 2-й степени в зарубежье, последним в истории награждения этим орденом{42}.
  Юденич являлся председателем Общества ревнителей русской истории в Ницце (в других источниках – Кружка ревнителей русского прошлого), на собраниях которого он неоднократно выступал с докладами о боевых действиях на Кавказе. Он также активно участвовал в работе просветительных организаций, помогал кружку молодежи по изучению русской культуры, русскому лицею «Александрино». Николай Николаевич состоял почетным членом приходского совета в церкви при Франко-русском доме в Сент-Морис. К его юбилею настоятель Храма преподнес ему икону святителя Николая Чудотворца{43}.
Николай Николаевич скончался 5 октября 1933 года. Александра Николаевна надолго пережила своего мужа, дожив до 1962 года. Ею был сохранен
[57]
и затем передан в США, в Гуверовский институт войны, революции и мира, семейный архив, содержащий немалое число документов по истории Белого движения на Северо-Западе России{44}. После ее смерти в журнале «Часовой» была опубликована часть «Воспоминаний о супруге», посвященных, главным образом, «кавказскому периоду» его биографии и 1917-1918 годам.


{1} Генерал от инфантерии Н.Н. Юденич (К пятидесятилетнему юбилею). Издание Парижского Юбилейного комитета. Б.г.
{2} Ветлугин А. Герои и воображаемые портреты, Берлин. 1922: Ларецкий Вл. Вандея у врат Петрограда.п – Минувшие дни, №2, январь, 1928; Китаев Л. Предисловие к сборнику «Юденич под Петроградом». Л. 1927 и др.
{3} Генерал Н.Н. Юденич. Краткая записка о службе. – Часовой, 1931, №62, с.10. {4} Генерал от инфантерии Н.Н. Юденич, с.86.
{5} Там же, с.6.
{6} Там же, с.83.
{7} Там же, с.84.
{8} Там же, с.56-57.
{9} Н.Г. Первая мировая война на Кавказском фронте. М. 1946; Альбом кавалеров ордена Св. Великомученика и Победоносца Георгия и Георгиевского оружия. Белград. 1935.
{10} Генерал от инфантерии Н.Н. Юденич, с.97, 24-25.
{11} Смолин А.В. Белое движение на Северо-Западе России. СПб. 1999, с.79.
{12} Генерал от инфантерии, с.24-25.
{13} Смолин А.В. Ук. соч., с. 81; Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф.5936, оп.1, д.370, л.82об.
{14} См., например, Маргулиес М.С. Год интервенции. Берлин. 1923, т. II, с.132, 156, 266.
{15} Гефтер А. Воспоминания курьера. – Архив русской революции. Т. 10. Берлин. 1923, с.123.
{16} ГАРФ, ф.446, оп.2, д.94, л.2об.
{17} Генерал от инфантерии Н.Н. Юденич, с.42.
{18} ГАРФ, ф.Р-5868, оп.1, д.3, лл.2-11.
{19} Думова Н.Г., Трухановский В.Г. Черчилль и Милюков против Советской России. М. 1989, с.136: Думова в своем исследовании, а также в монографии «Кадетская контрреволюция и ее разгром» (М. 1982), очень часто использует материалы переписки А.В. Карташева, хранящиеся в рукописном фонде Пражской коллекции ГАРФ. Думова впервые ввела этот ценный источник в научный оборот.
{20} Думова Н.Г, Трухановский В.Г. Ук. соч., с.132, 133.
{21} Известия ВЦИК, 25.1Х, 9.Х.1919.
{22} Образование Северо-Западного правительства. Объяснения членов Политического совещания при Главнокомандующем Северо-Западным фронтом В.Д. Кузьмина-Караваева, А.В. Карташева и М.Н. Суворова. Гельсингфорс. 1919, с.42-43.
{23} Думова Н.Г, Трухановский В.Г Ук. соч., с.141.
{24} Мусаев В.И. Рейд английских торпедных катеров на Кронштадт 18 августа 1919 г. Его цели, ход, результаты. – Новый Часовой, 1996, №4, с.84-90.
{25} ГАРФ, ф.200, оп.1, д.345, л.161; ф.5805, оп.1, д.558, л.10; Генерал от инфантерии Н.Н. Юденич, с.45.
{26} Генерал от инфантерии Н.Н. Юденич, с. 93.
{27} Gilbert M. Winston S. Churchill. Vol.4: 1916-1922. Lnd. 1975, р.323-325.
{28} Думова Н.Г, Трухановский В.Г. Ук. соч., с.143-144.
{29} Gilbert M. Op.cit., р.336.
{30} Родзянко А.П. Воспоминания о Северо-Западной армии, Берлин. 1920, с.95-97.
{31} Октябрьское наступление на Петроград и причины неудачи похода. Записки белого офицера, (ротмистр Д.Д. Кузьмин-Караваев). Гельсингфорс. 1920, с.14, 15; Гершельман А.С. В рядах добровольческой Северо-Западной армии. Вооруженная борьба с 111-м Интернационалом 1919 г. М. 1997; Котомкин Д.И. Наступление на Петроград. – Памятка ливенца, 1919-1929 гг. Б.м., с.131-142.
{32} Маргулиес М.С. Ук. соч., с.331; Свобода России (Ревель), 7.Х.1919.
{33} Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т.51, с.68.
{34} Богданов П. Отчет о деятельности министерства земледелия Северо-Западной области
[58]
России. – Свобода России, 31.ХП.1919; Горн В. Гражданская война на Северо-Западе России. Берлин. 1923, с.144-145.
{35} Агония Северо-Западной армии (Из тяжелых воспоминаний). – Историк и современник. Историко-литературный сборник. Т. 5. Берлин. 1924, с.138-139.
{36} Смолин А.В. Ук. соч., с.394.
{37} Родзянко А.П. Ук. соч., с.114; Октябрьское наступление на Петроград, с.30.
{38} Авалов П. В борьбе с большевизмом. Глюкштадт и Гамбург. 1925, с.118-120; Беренжанский Н. Бермондт в Прибалтике в 1919 г. (Из записок бывшего редактора). – Историк и современник. Т.1. Берлин. 1922, с.6, 7.
{39} Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 39, с.348.
{40} Генерал от инфантерии Н.Н. Юденич, с.55.
{41} Куприн А.И. Купол Св. Исаакия Далматского. Рига. 1922, с.72-73.
{42} Смолин А.В. Ук. соч., с.410-411.
{43} Генерал от инфантерии Н.Н. Юденич, с.5-66.
{44} См. монографию А.В. Смолина. Полную опись хранящихся в Гуверовском архиве документов можно найти в книге «Опыт библиографии Северо-Западной Добровольческой Армии Генералов Н.Н. Юденича и А.П.Родзянко» (Ямбург, 2000).
{45} Александра Юденич. Воспоминания о супруге. – Часовой, № 437, октябрь 1962 г.
[59]