Первая мировая война 1914-1918 гг. для русских людей: от солдата до генерала, защищавших территорию своей родины, и от кухарки до великих князей, чьи судьбы были до неузнаваемости изменены в результате войны и революции, - стала Великой Отечественной войной. Многие замечательные страницы истории этой далекой войны до сих пор мало известны. Среди них - история благотворительной деятельности в России в годы войны греческой королевы Ольги, урожденной великой княжны Ольги Константиновны (1851-1926).
  Ольга Константиновна была внучкой Николая I, женой греческого короля Георга I (1867-1913 гг.). После убийства мужа{1} Ольга Константиновна решила вернуться в Россию на время, но, попав туда за два дня до начала первой мировой войны, осталась на целых пять лет, полных трагических событий, вплоть до 1918 г., пережив революцию, крушение монархии, ее собственной семьи "Константиновичей". Все годы войны вдовствующая греческая королева активно занималась благотворительной деятельностью.
  В Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ), в личном фонде Ольги Константиновны, хранится ее обширная переписка, значительная часть которой посвящена благотворительной деятельности королевы в России в годы первой мировой войны. Это переписка с родственниками, военными и государственными деятелями, людьми искусства, письма рядовым - солдатам и морякам. Одним из главных корреспондентов Ольги все годы войны был ее личный секретарь капитан 1-го ранга М.Ю. Гаршин, племянник писателя Всеволода Гаршина, герой Порт-Артура. После тяжелого ранения в голову он оказался в русском госпитале в Пирее, построенном греческой королевой Ольгой, где в то время бесплатно проходили лечение многие русские моряки и военные. Он быстро попал под чуткое покровительство греческой королевы, восхищавшейся подвигами порт-артурцев ("Гаршин для меня святыня" -писала она брату из Греции). В Афинах Гаршину были сделаны две сложнейшие операции на голове, на которых королева присутствовала в качестве сестры милосердия (в свое время она закончила школу сестер милосердия, которую сама же и основала в Греции). Вообще медицина была ее настоящей страстью. Ни одно письмо к родственникам не обходилось без упоминания ее госпитальной работы или любимых больных. Королева привязалась к молодому моряку как к родному сыну и через три года оставила его своим личным секретарем (по договоренности с Морским министерством
[223]
России), которым он прослужил вплоть до 1918 г. Ольга Константиновна многие годы переписывалась с Гаршиным, бережно хранила все его письма к ней, тщательно их пронумеровав. В российском архиве сохранились все письма Гаршина к греческой королеве за 1914-1917 гг.
  В свою очередь Гаршин за десять лет знакомства также чрезвычайно привязался к Ольге Константиновне, которая, по его собственному признанию, заменила ему рано умершую мать. Гаршин был самым преданным и незаменимым помощником греческой королевы во время ее пребывания в России в годы войны в различных благотворительных и личных делах.
  Гаршин, несмотря на тяжелую судьбу русского эмигранта, также сохранил все письма греческой королевы, которая часто писала к нему, даже находясь в том же городе, в Греции или в России, на протяжении целых 20 лет. К сожалению, до нас они дошли только фрагментарно, хотя и представляют собой бесценный источник. В предисловии к пражскому изданию очерков о королеве русские морские офицеры писали: "По личным письмам Королевы можно судить о выдающемся высоком духовном облике этой удивительной русской женщины... Именно такими людьми и строилось величие Родины, ныне поверженной в прах"{2}.

  После убийства Георга I на греческий престол взошел кронпринц Константин, который был женат на сестре германского императора кайзера Вильгельма Софии. Вдовствующая королева Ольга чувствовала себя неуютно в афинском дворце, где ее немедленно выселили из лучших королевских комнат, несмотря на завещание мужа, и большую часть времени проводила вне Греции. Летом 1914 г. Ольга Константиновна решила ехать в Россию. Там были все ее любимые родственники и прежде всего самый близкий ей человек – ее младший родной брат великий князь Константин Константинович – президент Академии наук России, хорошо известный поэт К.Р.
  Вернувшись на родину, Ольга Константиновна первым делом отправилась в село Выбуты под Псковом на закладку храма Святой Ольги по проекту архитектора С.Н. Смирнова, ее хорошего знакомого, исполняя свою давнюю мечту. Там ее и застало известие о начале первой мировой войны. "Каждый день, переживаемый в данное время, кажется нам вечностью, - писала ей в Псков самая ближайшая подруга генеральша С.Н. Угрюмова, – а смена событий исторической важности развертывается с быстротой калейдоскопа... Жутко за каждый наступивший день"{3}. Королева поторопилась вернуться в Петербург.
  Молодежь "Константиновичей" почти вся отправилась на фронт или активно занялась благотворительностью. Деятельная натура Ольги Константиновны, ее громкое имя, колоссальный опыт, приобретенный еще в Греции, где при ее содействии были открыты многочисленные медицинские учреждения – крупнейшая в свое время на всем Ближнем Востоке больница в Афинах – "Эвангелизмос", русский госпиталь в Пирее, большой авторитет в семье Романовых заставили ее немедленно включиться в благотворительную работу, которая с первых же дней войны закипела в Мраморном дворце, где жил Константин Константинович. Она участвовала в организации и работе комитета Мраморного дворца, под руководством которого был немедленно создан склад для сбора пожертвований, организован "летучий лазарет Мраморного дворца", который был вскоре отправлен на фронт. В качестве сестер милосердия с лазаретом отправились: ее внучка великая княгиня Мария Павловна-младшая (дочь умершей греческой принцессы Александры и великого князя Павла Александровича), княжна
[224]
  Елена Петровна, сербская принцесса и жена племянника – князя Иоанна Константиновича.


  Уже 6 августа (здесь и далее даты даны по старому стилю) Гаршин читал Ольге текст объявления для газеты об открытии в Мраморном дворце "Склада ее императорского величества княгини Елизаветы Маврикиевны, ее величества королевы эллинов Ольги Константиновны и ее королевского величества княгини Елены Петровны для приема пожертвований вещами и деньгами для оказания помощи раненым и больным защитникам родины и их семьям". Организацию склада взял на себя российский грек Антон Кирьякович Джиоргули, который руководил таким же складом в Мраморном дворце в Японскую войну. Ольга Константиновна просила убрать свое имя из названия, но Гаршин и ее придворная дама Джиоргули настояли, считая, что ее имя "очень поможет делу" . Греческая королева участвовала и в создании при комитете Мраморного дворца в Стрельне "Лазарета № 2 имени ее императорского величества великой княгини Елизаветы Маврикиевны при сводно-казачьем полку". В этом лазарете вскоре Ольга Константиновна стала работать в качестве перевязочной сестры. Там же был организован еще один склад для сбора пожертвований.
  Работа в комитете Мраморного дворца уже в первые месяцы дала хорошие результаты: только с 16 августа по 1 октября 1914 г. было собрано более 14 542 руб., которые пошли на содержание отдельных кроватей в лазарете, на приобретение оборудования, частично в пользу раненых. Комитет проводил различные лотереи для сбора
[225]
дополнительных средств раненым лазарета . Сразу после возвращения из Пскова, Ольга Константиновна стала постоянным участником заседаний Российского Красного Креста и в течение всей войны находилась в переписке по вопросам помощи больным и раненым воинам с полковником А.А. Ильиным, возглавлявшим Главное управление Красного Креста. Сохранилось свидетельство о том, что 21 сентября 1914 г. она посетила чрезвычайное общее собрание членов Российского общества Красного Креста для обсуждения мер помощи больным и раненым воинам и включилась в его работу.
  В октябре имя Ольги Константиновны было присвоено передовым отрядам Красного Креста №5 и №15, "снаряженным на средства вдовы отставного гвардии корнета Елисаветы Михайловны Терещенко с детьми, с разрешения императрицы Марии Федоровны". Сохранилась благодарственное письмо от Терещенко от 26 октября 1914 г.{6} Имя греческой королевы было присвоено также лазарету на 20 кроватей для раненых и больных воинов в Петрограде на Галерной, который был создан на средства председателя правления петроградско-тульского поземельного банка А.Ф. Масловского. Лазарет этот возглавила Угрюмова.
  На средства греческой диаспоры России, с большим уважением относившейся к Ольге Константиновне, содержался "Этапный лазарет Общества святой Елены имени ее королевского величества королевы эллинов Ольги Константиновны в г. Сарны Волынской губернии". В течении двух лет в этом лазарете работала по рекомендации Ольги родная сестра М.Ю. Гаршина – Вера Юрьевна Андреева, которая ради этого оставила двух своих малолетних детей на воспитание его жене.
  Ольга Константиновна участвовала в работе Благовещенского офицерского отделения усиленного лазарета лейб-гвардии конного полка, который носил имя ее матери – великой княгини Александры Иосифовны. Она часто навещала "милых конногвардейцев", вручая им иконки, вела переписку со старшим врачом, доктором медицины коллежским советником Генкиным, следила за тем, чтобы это отделение имело образцовый порядок и уютный вид.
Дамы высшего петербургского общества, как одна, включились в благотворительную деятельность, которая немедленно вошла в моду. Греческая королева, всю жизнь занимавшаяся благотворительностью, делала это, возможно, более других по убеждениям и по привычке. Но и ей не удалось избежать того умилительного тона в отношении раненых, которым страдали ее подруги. Немного наивно и слишком литературно звучат строчки из письма Ольги Константиновны Угрюмовой: "Вот Вам три иконочки – передайте их солдатикам от меня с пожеланием победить, а потом здоровыми и невредимыми вернуться домой". Ей же сообщает из Стрельны: "У нас здесь идеальный лазаретик на 20 раненых, которых обещали скоро прислать"{7}. Даже читая переписку Ольги Константиновны (человека бесконечно чистого морально) с подругами в начале войны, невольно вспоминаешь безжалостные и горькие строчки из "Окаянных дней" И.А. Бунина: «Страшно сказать, но правда: не будь народных бедствий, тысячи интеллигентов были бы прямо несчастнейшие люди... Тоже и во время войны. Было в сущности все то же жесточайшее равнодушие к народу. "Солдатики" были объектом забавы. И как сюсюкали над ними в лазаретах, как ублажали их конфетами, булками и даже балетными танцами!»{8}.
  Однако война есть война, и вскоре эйфория первых дней и месяцев сменилась глубоким осознанием масштабов ее трагичности. Уходили на войну ближайшие родственники Ольги Константиновны, мужья и дети ее ближайших подруг, ее крестники. Так Вера Бутакова, мать крестника греческой королевы, писала ей 31 июля 1914 г., что Григорию «28 июля было приказано сдать яхту и принять команду с крейсером
[226]
"Авророй", на котором он чуть не ушел во время Японской войны... Конечно, Россия нуждается во всех своих чистых и способных сынах и жаловаться на это нельзя. Я и не жалуюсь, но не могу не дрожать за любимого сына и отца 4-х малых детей. Одна у них 41-летняя бабушка и большой недостаток средств». Муж ее - контр-адмирал Александр Григорьевич Бутаков – также должен был уйти с частью гвардейского экипажа. "Мы давно живем под этим Дамокловым мечом, хотя... совершенно понимаем его настроение, и стремление принять участие в подвигах родной армии, но наше сердце не может не сжиматься в ожидании такой разлуки. Хотела бы знать, какие известия имеет великий князь Константин Константинович о своих сыновьях, боюсь спрашивать. Радуюсь газетным известиям, что Греция пришла к мирному соглашению с Турцией по островам"{9}.
  А с войны стали приходить трагические известия о гибели близких людей. Среди близких одним из первых погиб адмирал А.Г. Бутаков на крейсере "Паллада". Доброе сердце Ольги Константиновны, пережившей в свое время смерть любимой 20-летней дочери Александры, разрывалось от жалости к родным и друзьям, чьи дети или родные погибали на фронте. Бутакова писала королеве: "Ваше высочество, с бесконечной благодарностью и любовью думаю я об участии, которое Ваше высочество выказали нам в нашем великом безысходном горе. Да благословит Вас Господь и сохранит на многие годы. От всего сердца желаю, чтобы никакое горе не омрачило для Вас и всей семьи Вашей наступающий год. Да пройдет он счастливо и ясно для Руси-матушки и для Греции!"{10}.
  25 октября 1914 г. Ольга Константиновна оплакала вместе с братом первую и самую тяжелую утрату в их семье: в селе Осташеве предали земле прах Олега Константиновича, "скончавшегося от ран, полученных в боях с неприятелем". Об Олеге говорили: "Он весь был порыв и был проникнут чувством долга". Такого человека, как Олег, нельзя было удержать дома, когда полк уходил на войну. В журнале "Нива" были опубликованы стихи известной поэтессы Т.Л. Щепкиной-Куперник о нем: "О, юный витязь, князь Олег, Герой невинный и прекрасный". Олег был гордостью семьи "Константиновичей" и обладал выдающимся поэтическим дарованием, что давало многим надежду ожидать появления в России второго Лермонтова.
  После этого несчастья Ольга, стремясь быть ближе к брату, приняла решение остаться в России и "ни на единственный день не оставлять работу в лазарете до окончания войны", о чем сообщила Гаршину в действующую армию, куда он уговорил королеву отпустить его и где он работал уполномоченным Красного Креста. Ольга Константиновна с большим интересом читала письма Гаршина с фронта. Он описывал работу по приемке раненых и сортировке их по киевским госпиталям, где в его распоряжении было около 15 тыс. кроватей. Со своей должностью он справлялся великолепно и был нарасхват как у начальства, так и у подчиненных. Гаршин также заведовал эвакуацией, как своих раненых, так и австрийцев. Еще 12 августа он писал: "Я принял массу австрийцев, которые очень охотно сдаются, так как у них голод в армии". Про своих по-другому: "Настроение у раненых как у именинников, рвутся назад. Много раненых холодным оружием". Гаршин писал откровенно о слабой организации медицинской службы в русской армии. «Должен сказать (только между нами), что вся организация Красного Креста в нашем районе держится на очень небольшой кучке людей, которые работают как вьючные мулы, всего же людей очень много, но многие в лучшем случае ничего не делают, а в худшем – только мешают. Мы боремся с ними не на живот, а на смерть, а борьба трудная, так как протекции, кумовство, высокое общественное положение очень затрудняют борьбу с ними... Наш главнокомандующий взял меня от Стаховича как "абсолютно необходимого человека". Это для меня большое повышение и доверие, но в душе я не очень обрадовался этому, так как это задерживает
[227]
меня на неопределенное время в Киеве, а я стремлюсь в армию»{11}. Вскоре Гаршин был тяжело ранен и после сложной операции вернулся в Петербург и вновь стал секретарем и первым помощником Ольги Константиновны.
  Вдовствующая королева все это время продолжала помогать греческому лазарету, навещала его. Так, Угрюмовой она писала в ноябре 1914 г.: «Честь имею доложить всем, что Ваша некъ-чемушная загогуля (так в шутку называли Ольгу ее друзья за ее ужасный почерк. – О.С.) уезжает завтра 19-го на несколько дней в Сарны (это, кажись, Волынская губ.). Там лазарет, который составлен и содержится на средства греческих колоний в России; т.к. он считается состоящим под моим покровительством, я еду проведать его. Думаю, поездка не возьмет долее трех или четырех дней; страшно интересно проехаться по России в проживаемое нами время! При первой возможности приеду к вам в лазарет на перевязки; какие бы гостинцы привезти раненым? Портрет государя? Карамельки? Или что? Утром провела два часа среди раненых и глубоко наслаждалась – они, право, премилые, один из них постоянно называет меня "сестрой" и к немалому моему восторгу»{12}.
  В июне 1915 г. Российский Красный Крест рассмотрел заявление "Комитета Греческого этапного лазарета имени греческой королевы Ольги" о невозможности дальнейшего его содержания на средства греческой колонии в России. К этому времени российские греки начали испытывать все большие затруднения в своей экономической деятельности из-за закрытия черноморских проливов. Очень многие разорились или вынуждены были свернуть свои дела. После недолгих дебатов руководство Красного Креста приняло лазарет на свое содержание, сохранив его прежнее название{13}.
  Ольга Константиновна одновременно от имени Греческого Красного Креста выступила с предложением о посредничестве по делам военнопленных между Россией, Австрией, Сербией, Черногорией и Турцией. В Главном управлении был отмечен "столь милостивый знак внимания ее королевского величества к русскому Красному Кресту" и в ответном послании говорилось: "Главное управление с благодарностью постановило принять предложение греческого Красного Креста для посредничества между Россией и Турцией по делам о военнопленных. Что же касается остальных, то затруднять этим греческий Красный Крест не представляется необходимым, так как со всеми ими российское общество Красного Креста находится в непосредственных сношениях"{14}.
  В этом же году было создано Кронштадтское благотворительное общество под покровительством Ольги Константиновны, которое помогало морякам и вдовам моряков. Греческая королева была многие годы в дружеских отношениях с председателем этого общества Надеждой Вирен. В свое время Ольга помогла устроить ее дочь в Мариинский театр, где она пела с Шаляпиным и Собиновым, а сына направила учиться на летчика в Лондон. Вирен в одном из писем к королеве писала, что «работающие на складах Общества девочки из приютов и гимназистки старших классов просто "горят патриотизмом", но наш долг, воспитать в них не одну только любовь к Родине, но также и умение быть ей полезными»{15}.
  Ольга всей душой желала выздоровления раненым и не только много времени проводила в лазарете, но старалась подбодрить, кого могла, и после выписки. Так, сохранился черновик трогательного письма, написанного от имени королевы (она очень плохо видела) рукой ее фрейлины Бальтази: "Киевск. Губ. Таращанского уезда, Стрижевской волости, в село Черепинки, получить Моисею Никитюку. 20 февраля 1915 г.
[228]
  Милый Никитюк! Ее величество королева тебя от всего сердца благодарит за твое письмо, полученное сегодня.
  Королева очень обрадовалась получить весточку от тебя и узнать, что ты прибыл благополучно на родину и имел радость увидеть твоих родных. Ее величество всегда вспоминает тебя, когда бывает в лазарете и ей жалко, что тебя больше не видит, хотя она рада за тебя, что ты дома.
  Лазарет опять весь полон ранеными; в большой палате наверху все раненые в ноги и все лежат бедные. Из той палаты, где ты лежал, сделали перевязочную, а из бывшей перевязочной устроили операционную. Христовьев все еще здесь - на днях ему опять вынимали косточки из раны, думают, что она теперь скоро заживет. Ты, вероятно, знаешь, что мы на днях одержали большую победу над германцами... слава и благодарение Господу. Ее величество тебе сердечно кланяется и желает всего самого лучшего. Здоровья и счастья"{16}.
  Вскоре новое горе обрушилось на семью "Константиновичей". В июле 1915 г., не пережив смерти любимого сына, скончался великий князь Константин Константинович. С его смертью мир для Ольги омрачился. Она решает открыть в Павловске в память о брате лазарет его имени и приют для увечных воинов, который станет ее главным делом в России во все годы войны. После этого Ольга окончательно переехала в Павловск, где активно занялась устройством своего собственного "Лазарета №4 для раненых и ампутированных воинов имени великого князя Константина Константиновича". Здесь в Павловске она и жила до конца 1917 г., т.е. вплоть до закрытия лазарета большевиками. Из Павловска она писала Гаршину: "Я добросовестно провожу время ежедневно в лазарете, перевязываю, держу руки и ноги и бедную раненую голову во время перевязки врачом: страшно люблю это дело и мне так отрадно сознавать, что и я делаю одну миллионную частицу общего русского женского дела"{17}.
  Связи со своими шестерыми детьми, находившимися в Греции, в это время у Ольги Константиновны практически не было, а известия, которые приходили оттуда были почти всегда тревожными: король Константин стремился сохранить нейтралитет в войне, но державы Антанты изо всех сил давили на него, пытаясь заставить вступить в войну на их стороне. В октябре 1915 г. без согласия греческого короля союзный десант высадился в Греции и был открыт Салоникский фронт. В Греции все более обострялась внутриполитическая борьба, которая могла привести и, в конечном счете, привела к трагическим для династии последствиям. Своим родственникам Ольга писала бесконечно нежные ободряющие письма: многочисленным племянникам и младшему сыну Христо, одно время находившемуся на русском фронте. Они называли ее "милая эллина", "подушечка", благодарили за доброту и отзывчивости и просили беречь себя и не переутомляться, "а то некому будет писать душу отводящие письма"{18}.
  Лазарет стал частью ее жизни, и каждый день по несколько часов Ольга проводила в нем. "В лазарете, - писала она Гаршину летом 1915 г. – я чувствую себя в своей стихии и на время забываю свои горести... Время, которое я провожу в лазарете среди раненых, - истинное для меня утешение и успокоение"{19}.
  В архивной папке личного фонда греческой королевы за этот год хранится листок с тщательно переписанным самой Ольгой стихотворением Щепкиной-Куперник, которая выразила чувства многих русских женщин того времени и, видимо, очень созвучные ее чувствам.

[229]

  Лазарет располагался вначале только в части здания офицерского собрания в Павловске и имел всего 20 коек. Но постепенно усилиями Ольги и с согласия генерала Богаевского, который находился в действующей армии, он занял все помещение офицерского собрания. Ольга неустанно работала по сбору пожертвований, и они были значительными, что дало возможность закупить хорошее медицинское оборудование, включая рентгеновский кабинет. Так с 1 октября 1915 г. по октябрь 1916 г. было собрано пожертвований на сумму более 62 тыс. рублей, включая взнос самой Ольги в 6,5 тыс. руб. Значительную сумму в 1200 руб. на содержание двух кроватей в течение года пожертвовала г-жа Родоканаки. (Родоканаки – известнейший и наиболее богатый греческий род в России, получивший дворянство в конце XIX в.). Поступали деньги также от Нобеля и других известных людей России и Европы. Собранные средства позволили содержать достаточно большой персонал лазарета и приюта: доктор, одна старшая сестра, шесть сестер в перевязочной, священник, двадцать восемь сиделок и санитарок, семь дежурных дам, писец, повар, кухарки и прислуга. С 1 октября 1915 г. по 1 августа 1917 г. через лазарет прошли 551 офицер и 189 нижних чинов{20}. Каждый выходящий из лазарета нижний чин получал пособие или посылочку с сахаром домой. Многие раненые из лазарета отправлялись вместе с другими на специальном санитарном поезде в Финляндию, где, как писала Ольга, "применялась система санаторий, чего здесь применить не можем"{21}.
  Лазарет постоянно посещали гимназистки, учившиеся в Павловске. Одна из них, Белоброва, имевшая предков греков из Таганрога, позже рассказывала своей дочери – известному петербургскому ученому-историку О.А. Белобровой – о встречах с Ольгой Константиновной. Она запомнила ее пожилой, очень доброжелательной; ее поразило, что она говорила по-русски с сильным акцентом.
  Все эти годы греческая королева занималась и другой благотворительной деятельностью: она организовывала сбор средств на покупку теплых вещей, валенок, портянок и всего прочего солдатам на фронт. Сохранились письма о выделении значительных средств на покупку теплых вещей и серого жуковского мыла, например, солдатам 1-го Невского полка по просьбе жены командира г-жи Сиверс.
  При активном участии Ольги Константиновны были организованы в Петрограде благотворительные концерты с участием лучших оперных певцов и артистов своего времени для сбора средств для раненых. Так в октябре 1915 г. она обратилась к Л.В. Собинову с просьбой участвовать в благотворительном концерте. Письмо было передано ему лично Гаршиным, и он немедленно, как писал Гаршин, "согласился петь для портянок"{22}. Сохранился черновик письма к певцу, на котором рукой королевы написано: "Октябрь 1916 г. Концерт состоялся!". Вот и само письмо:
[230]
  "Солисту Собинову.
  Леонид Витальевич, Обращаюсь к Вам с большой просьбой принять участие в концерте. Мне хотелось бы устроить концерт с целью привлечения средств на приобретение теплых вещей нашим воинам. Я буду Вам искренне благодарна, если Вы не откажите принять участие в нем. Зная Вашу постоянную отзывчивость, я надеюсь, что Вы поможете мне в этом деле".
  Собинов выступал также с благотворительными концертами в музыкальной драме, в консерватории, что должно было собрать значительные суммы на покупку сукна. Причем, не дожидаясь гонорара, он сам сделал большой заказ сукна для солдатских шинелей. В дальнейшем он также оказывал большую помощь лазарету в Павловске.
  Ко всему, что делала, Ольга Константиновна относилась с душой. В частности она внимательно следила за вручением георгиевских медалей нижним чинам "по тяжести или неоднократно раненым". Сохранилась коротенькая записочка к ней императора Николая II от 16 ноября 1916 г.: "Дорогая моя тетя Оля, благодарю тебя за твои поздравления с победой в Галиции. Дай Бог, чтобы оправдались твои пожелания насчет германцев. Алике очень рада, что Елена (Елена Петровна, великая княгиня. – О.С.) едет с тобой. При сем имею честь предоставить пять георгиевских медалей вместе со списком награжденных раненых. Желаю тебе счастливого пути и всех благ от Господа. Нежно обнимаю, твой Ники". К медалям, которые она вручала, прилагались написанные ей самой книжечки "Георгиевским кавалерам" и "Кавалерам медали".
  Греческая королева проводила время в постоянных хлопотах о раненых и попавших в беду людях, за что получила даже в Морском ведомстве России прозвище "августейшая нищая". Но она не пропускала случая помочь. Количество писем, направленных ею в различные инстанции в годы войны, просто поражает. Она писала письма очень крупным почерком слепнущего человека: то в земство с просьбой "прислать крестьянина Ивана Захарова для свидания с тяжелораненым сыном", юным мальчиком, умирающим от ран в ее лазарете, то нескончаемые записки на имя высшего руководства армии и флота. Она старалась помочь всем нуждающимся: хлопотала за греков, которых выселяли из Севастополя, за пленного немецкого лейтенанта и за многих других.
  Огромную помощь Ольге Константиновне в ее благотворительной деятельности и в работе лазарета оказывал вернувшийся Гаршин. Он и здесь вникал во все дела лазарета с пристрастием. "Вести дела спустя рукава, – писал он, – я не привык".
  В феврале 1916 г. Гаршин тщательно изучил состояние дел в лазарете и пришел в ужас: "Ни в лазарете, ни в приюте не было определенной сметы расходов, а тратят столько, сколько бог на душу положит. Только за октябрь-декабрь 1915 г. было истрачено сверх обычных расходов более 5 тыс. руб." Ольга Константиновна сама содержала приют для раненых, давая на него по 500 руб. в месяц. Тратилось же гораздо больше. Не обходилось и без нахлебников, от которых Гаршин со всей страстностью морского офицера-героя пытался избавляться, иногда даже конфликтуя с самой королевой.
  С возмущением он сообщал Ольге, что только на содержание семьи г-жи Рейнхард, работавшей в лазарете в качестве сестры по приглашению Ольги, идет в год более 4,5 тыс. рублей. "На деньги, затрачиваемые на содержание одной сестры Рейнхард, можно содержать приют, считая его расходы по 800 руб. в месяц, в течение пяти с половиной месяцев. Следовательно, если, кроме Вашего удовольствия от присутствия г-жи Рейнхард, преследуется цель помощи раненым. То эта помощь обходится слишком дорого, т.к. на эти деньги тем же раненым можно принести больше пользы". Однако Ольга Константиновна посчитала неприличным говорить об этом с Рейнхард. Но все-таки летом 1916 г., из-за ухудшающегося материального положения в лазарете, Ольга обратилась к графине Шереметьевой с просьбой откомандировать сестру Е.В. Рейнхард в резерв Западного фронта: "Она усердно работала в течение 15 месяцев в одном из лазаретов Павловска. О."{23}.
[231]


  Сам приют требовал все больше затрат в связи с вздорожанием жизни на 200%, а затем и на 300%. Уже начиная с июля 1916 г. расходы стали превышать поступающие суммы денег. Одновременно в Греции росли долги греческой королевы и на содержание ее русского госпиталя в Пирее. Гаршин с беспокойством замечал: "Да, наконец, когда-нибудь, мы поедем в Грецию, но на какие деньги я повезу Вас?"{24}.
  Февральскую революцию вдовствующая греческая королева Ольга встретила достаточно спокойно, что объяснялось ее глубокой верой в Бога, в благоразумие русского народа и занятостью ее работой в лазарете, которой она отдавалась целиком. Она не осуждала переворот, считая так же, как и многие в огромной романовской семье (особенно в семье "Константиновичей"), что "положение дошло до невозможно опасного для России", видела слабость своего племянника Ники. Она много молилась в это время, надеясь и веря, что ее молитвами и миллионов других русских душ не оставит Бог матушку Русь. За неделю до Февральской революции Ольга Константиновна вступила в Общину сестер милосердия Святой Елены и стала сестрой милосердия Красного Креста, что в дальнейшем спасло ей жизнь, так как для выезда ее за границу о ней ходатайствовали как о сестре милосердия. После февральских событий и отречения Николая II дела в лазарете в Павловске пошли все хуже и хуже. Денег катастрофически не хватало, даже несмотря на непрекращающийся поток средств от постоянных жертвователей: Собинова,
[232]
Нобеля, севастопольских греков, пытавшихся таким образом отблагодарить свою королеву за помощь в их судьбе во время кампании по их депортации в 1916 г. (она добилась отсрочки, чтобы спасти их имущество и часть капиталов). Ольга Константиновна вынуждена была отказаться от перечисления ее денег в лазарет Мраморного дворца и Пирейского госпиталя в Греции. Оба были взяты на содержание Красного Креста. С апреля 1917 г. под вопросом оказался и сам капитал греческой королевы в России, арестованный Временным правительством. С огромным трудом Гаршину, который сам лишился жалованья в Морском министерстве, на него он жил с семьей, не имея других доходов, удалось заручиться поддержкой князя Львова, Милюкова и Терещенко и положительно решить этот вопрос.
  Ольга Константиновна стремилась помочь всем нуждающимся в поддержке. Отрекшемуся от престола племяннику Николаю посылала ободряющие письма. В ответ опальная императорская чета присылала ей из Царского в Павловск ее любимые ландыши и полные веры в Бога и сочувствия письма. Ведь из Греции летом 1917 г. пришли грустные известия: под давлением держав Антанты ее сын, король Константин, который занимал германофильскую позицию, вынужден был отречься от престола в пользу своего среднего сына Александра, а остальные члены греческой королевской семьи должны были покинуть Грецию, которая в июне вступила в войну на стороне держав Антанты. Ники и Алике писали: "Переживаем все с тобою... молимся да утешит, подкрепит тебя Господь Бог. Так тяжело не быть вместе... Больно за тебя и за твоих дорогих! Сколько везде страдания! Куда не посмотришь – скорбь и скорбь. Но Господь не оставит". Вскоре бывший император с семьей были отправлены в свое последнее путешествие в Тобольск. Ольга Константиновна успела с ними попрощаться. Начались аресты и в семье "Константиновичей". Мраморный и другие дворцы были объявлены народной собственностью.
  Друзья настойчиво советовали ей возвращаться в Грецию, но она не хотела расстаться с лазаретом, который могли закрыть в любое время "за ненадобностью", так как раненых было мало. Гаршин писал ей: "Если победоносное воинство будет бежать, то и совсем не будет раненых". Ольга Константиновна и Гаршин надеялись на перевод лазарета в Харьков, но этого не произошло, так как к власти пришли большевики. Только закрытие большевиками любимого лазарета заставило ее покинуть Павловск и поселиться у брата Дмитрия Константиновича в маленьком домике на Песочной улице в Петербурге. Дмитрия Константиновича также вскоре арестовали, и она осталась там одна, но духом сломлена не была. "Надо помнить, - подбадривала она Гаршина, тяжело переживавшего происходившие перемены, – что Господь не зря посылает тяжкие испытания – надо все вытерпеть до конца". В ее многочисленных письмах за этот год нет ни одной просьбы за себя или жалобы. Она, по-прежнему верила, что Бог не оставит Россию в беде: "Все это пройдет, как проходили и другие тяжкие испытания, и Россия выйдет из них возрожденной и закаленной. И кто знает, может быть, Господь помилует нашу родную землю из-за нескольких праведников, которых мы не знаем, а Он знает"{25}.
  Наконец, после высылки из Петрограда ее брата Дмитрия Константиновича по требованию Урицкого, Ольга Константиновна решилась на отъезд, поняв, что "для нового "правительства" еще менее, чем раньше, существуют законы – оно делает, что хочет"{26}. 14 мая 1918 г. после долгих хлопот ее уже теперь бывшего секретаря Гаршина и старого знакомого по Афинам морского офицера М.С. Рощаковского, многих других уважавших и любящих ее людей, а также королевского дома Дании вдовствующей королеве эллинов разрешено было выехать из России с датским поездом Красного Креста, увозившим военнопленных в Швейцарию.
  Несколько лет она прожила в Западной Европе, затем очень недолго снова в Греции, но это была уже совсем другая история, хотя и не менее драматичная.
[233]


{1} Греческий король Георг I, второй сын датского короля Кристиана IX, родной брат российской императрицы Марии Федоровны, был убит в марте 1913 г. в период второй балканской войны душевнобольным человеком в Салониках.
{2} Гаршин М.Ю. Королева эллинов Ольга Константиновна. – Русская морская зарубежная библиотека, №44, Прага, 1937, с.4.
{3} ГА РФ,ф.686, д.310, л.5.
{4} Там же, д.142. л.30-31.
{5} Там же, д.29, л.1-2.
{6} Там же, д.33, л.2.
{7} Там же, д.62, л.173.
{8} Бунин И.А. Собр. соч., т.X. Петрополис, 1935, с.63.
{9} ГА РФ, ф.686, д.94, л.1-2.
{10} Там же, д.124, л.58.
{11} Там же, д.142, л.38.
{12} Там же, д.62, л.177.
{13} Там же, д.33, л.3.
{14} Там же, л.5.
{15} Там же, д.134, л.7.
{16} Там же, д.62а, л.12.
{17} Гаршин М.Ю. Указ. соч., с.11.
{18} Там же, д.76, л.1-4.
{19} Там же.
{20} ГА РФ, ф.686, д.43, л.66.
{21} Там же, д.62а, л.38.
{22} Там же, д.144, л.52.
{23} Там же, л.57-58.
{24} Там же, д.144, л.7.
{25} Гаршин М.Ю. Указ. соч., с.17.
{26} Там же, с.18.