До настоящего времени в истории Первой мировой войны по ряду причин есть немало неисследованных вопросов. Один из них – подъем патриотизма и добровольческого движения. В предлагаемой статье сделана попытка представить коллективный портрет русских добровольцев 1915 года, основываясь на документальных материалах – прошениях о поступлении на военную службу на имя саратовского уездного воинского начальника.
  Прошения о приеме добровольцами в армию за 1915 год{1} находятся в Государственном архиве Саратовской области, в фонде "Управление саратовского уездного воинского начальника" и впервые вводятся в научный оборот как исторический источник. Подшивка прошений состоит из четырех книг, первая содержит 57 прошений, вторая – 62, третья – 61 и четвертая – 108. 8 прошений относятся к 1916 году. Прошения носят стереотипный характер – заявление (в свободной форме) о желании поступить на военную службу с перечислением предоставляемых документов: свидетельства о рождении, паспорта, свидетельства об образовании, от врача, о приписке к призывному участку, о несудимости, о благонадежности, о годности к военной службе., от волостного правления. Свободная форма заявлений дала возможность отразить в них не только формальные характеристики добровольцев, но и их самоощущение. Кроме того, дополнительные сведения содержатся в резолюциях канцелярии саратовского уездного воинского начальника – данные о зачислении, отправке добровольца в часть, внесении его имени в алфавит, иногда какая-либо индивидуальная информация.
 Самоаттестация добровольцев преимущественно касается сословной принадлежности. 122 человека представились крестьянами, 2 крестьянскими детьми. 78 – мещанами и 2 – мещанскими детьми, 8 – цеховыми, 7 – поселянами-собственниками и их детьми. 8 – дворянами и дворянскими детьми, было также 2 классных чина и 7 детей классных чинов, 12 почетных граждан и их детей и 32 прочих. Среди последних 6 человек не обозначили сословной принадлежности или каких-либо иных данных, 2 представились канцелярскими служителями, 5 – купеческими детьми, 5 – военными, в том числе отставными, и их детьми, 6 – "окончившими курс" или "слушателями", 2 оказались духовного звания, 1 представился землемером, 1 сыном врача, 1 указал место жительства, 3 – назвались учителями и учительскими детьми. Следует сказать, что не всегда указывались самые "выигрышные" в социальном плане характеристики. Так, Б. Аруишевский представился канцелярским служителем Саратовского казначейства с правами вольноопределяющегося второго разряда, а резолюция поясняет, что он потомственный дворянин из г. Вильны{2}. Из восьми обозначенных дворянами двое не указали, личное дворянство или потомственное. Один "крестьянин" оказался обладателем свидетельства на звание учителя{3}. Некоторые не указывали сословную принадлежность, ограничиваясь определением "живущий в г. Саратове"{4}.
  Все добровольцы обозначили свой желаемый статус в рядах войск. Подавляющее большинство заявило желание поступить вольноопределяющимися{5}, причем формулировки несколько разнились: вольноопределяющимся, добровольцем с правами вольноопределяющегося и т.п. Вольноопределяющимися без обозначения разряда пожелали стать 46 человек, второго разряда – 193 человека, первого – 23. Двадцать два человека при этом упомянули о наличии у них соответствующих свидетельств. Среди остальных 14 обозначены как "добровольцы" или "охотники", 2 просили зачислить их в школу прапорщиков, 1 желал поступить шофером и 1 – санитаром.
  Значительное число добровольцев обозначило части или род войск, в которых желало служить. Один человек просил направить его в артиллерийское училище, 5 – в школу прапорщиков {из них двое с правами вольноопределяющихся второго разряда и один – первого), 35 человек просили о направлении в 90-й запасный пехотный батальон, 6 – в 91-й и 2 – в 92-й батальоны, 8 – в 4-ю запасную артиллерийскую бригаду, 7 – в один из местных батальонов, 3 – в артиллерийские части, 1 – в пехоту, 1 – в сухопутные войска, 2 – в кавалерию. Упоминавшийся уже Б. Аруишевский просил направить его в 1 -и запасный кавалерийский полк, расквартированный в Сызрани. Один человек изъявил желание попасть в Башкадыкларский полк, один – в Саратовский и еще один – в полк, квартирующий в Самаре. Однако просьбы добровольцев не всегда принимались в расчет.
  Судя по резолюциям на документах, громадное большинство добровольцев направлялось в 90-й запасный батальон. Н.А. Машинский желал быть направленным в 91-й батальон, а попал в 90-й{6}, как и потомственный дворянин В.Г. Мосолов, желавший служить в 92-м{7}. При этом желающие поступить вольноопределяющимися первого разряда демонстрировали более осмысленное отношение к службе (или большую осведомленность): 11 человек из 23 выбрали род войск или часть, в которых желали бы служить. В целом
[65]
же этот показатель составляет около 27 проц.
  Особое внимание стоит обратить на желающих поступить вольноопределяющимися первого разряда. По сословной принадлежности они распределяются следующим образом: шесть крестьян и двое крестьянских детей, трое мещан, сын мещанина, купеческий сын, цеховой, потомственный дворянин, сын потомственного почетного гражданина, четверо поселян, два бывших студента, в одном случае сословная принадлежность не указана. Наличию несовершеннолетних соответствуют сведения о четырех подписках от родителей о согласии. Из четверых окончивших Тираспольскую римско-католическую духовную семинарию трое были поселянами, один – волынским крестьянином. Двое несовершеннолетних имели шестилетний гимназический курс, один – семилетний. Четверо окончили коммерческое, двое – реальное и один – сельскохозяйственное училище. Стоит отметить потомственного дворянина А.А. Гарнаульта, окончившего в 1900 году 3-й Московский кадетский корпус. В восьми случаях образование добровольцев не указано.
  Еще один выразительный показатель – распределение добровольцев по времени подачи прошений. Большинство датировало их, в остальных случаях это сделано нами на основании резолюций об отправке добровольцев в части, поскольку она проводилась в ближайшие дни. Первой цифрой мы обозначили количество авторских датировок, к ним приплюсованы наши. В январе подано 1 прошение, в феврале – 4, в марте – 43+1, в апреле – 103+17, в мае – 48+20, в июне – 31+4, в первых числах июля – +4, за следующие четыре месяца прошений не зафиксировано, в декабре – 3. Одно прошение осталось недатированным. Для справки сообщим, что из восьми прошений, датированных 1916 годом, к январю относятся семь.
  Следует остановить внимание и на мотивах поступления на службу. А.А. Керсновский писал о резком снижении качественного уровня офицерского состава русской армии с осени 1915 года: "...в прапорщики стали "подаваться" окончившие городские училища, люди "четвертого сословия", наконец, все те, кто "пошел в офицеры лишь потому, что иначе все равно предстояло идти в солдаты... "{8}. Можно предположить подобные мотивы и у добровольцев. В нашем распоряжении шесть прошении, в которых заявлялось желание отбыть воинскую повинность на правах вольноопределяющихся в соответствии с существующими положениями. Наряду с этим по крайней мере трое добровольцев имели освобождение или отсрочку от призыва. Не менее восьми из подавших прошения служили в системе Российского управления железных дорог и пароходстве, что значительно облегчало возможность при желании избежать военной службы. Наконец, ряд добровольцев прямо заявлял желание попасть в действующую армию. Так, мещанин В.Н. Ширяев 22 лет просил направить его "в ряды действующей армии в качестве добровольца на войну"{9}. Потомственный дворянин М.Ф. Иванов писал: "Я желаю поступить добровольцем, чтобы в скором времени идти на войну, почему и прошу Ваше Высокоблагородие зачислить меня в Карский запасный батальон"{10}. Действующая армия упоминалась еще в четырех прошениях. В том числе поселянин Д.Г. Фрицлер просил вторично зачислить его добровольцем, так как он был по болезни возвращен в запасный батальон с передовой позиции". Такую же настойчивость проявил 18-летний цеховой П.А. Игнатьев: признанный негодным врачом 90-го запасного батальона, он просил воинского начальника о переосвидетельствовании или принятии хотя бы санитаром{12}. Вообще же из шести человек, упоминающих действующую армию, только один поступил вольноопределяющимся, остальные — "добровольцами" и "охотниками". Весьма выразительно прошение отставного старшего унтер-офицера (окончившего школу подпрапорщиков) 185-го Башкадыкларского пехотного полка Т.Г. Обушко от 4 июня 1915 года: "... 11-го ноября в бою с неприятелем я получил огнестрельное ранение в область левого глаза с утратой зрения последнего, но без потери внешнего приличия, а поэтому комиссией московского военного госпиталя уволен вовсе от службы, чувствуя, что увечье мое, хотя не точно, но все же даст мне посильную возможность и до конца военного времени служить полезно нашей доблестной русской армии и дорогой родине, а поэтому прошу Ваше Высокоблагородие о зачислении меня охотником в 90 пех[отный] запасный батальон в качестве учителя молодых солдат или ратников государственного] ополчения..."{13}.
  Двое из подавших прошение заявили о своих наградах: тамбовский крестьянин И.А. Гамазин аттестовался кавалером Георгиевского креста IV степени и медали "За храбрость"; Д. Портнов, желая поступить санитаром, объявил о своем участии в русско-японской войне в составе 1-го Саратовского отряда (санитарного. – А.П.) и трех имеющихся у него медалях{14}.
  Интересным показателем является распределение добровольцев по местам сословной приписки. Это касается наиболее массовых категорий – крестьян и мещан (и детей таковых). Из крестьян Саратовской губернии насчитывалось 68 добровольцев: из Саратовского уезда 22, Ахкарского – 17, Балашовского – 3, Вольского – 2, Камышинского – 1, Кузнецкого – 2, Петровского — 11, Сердобского – 8, Хвалынского – 2. Мещан соответственно: саратовских – 34, аткарских – 3, балашовских – 4, Вольских – 2, кузнецких – 4, петровских – 6, сердобских – 3, хвалынских – 3, камышинские и царицынские отсутствуют – итого 59. 56 несаратовских крестьян представляли следующие местности: Самарскую губернию – 11, Пензенскую – 7, Тамбовскую – 9, Рязанскую – 5, Владимирскую – 3, Калужскую – 2, по 1 человеку – Вятскую, Киевскую, Тульскую, Курскую, Волынскую, Виленскую, Минскую, Костромскую, Астраханскую, Нижегородскую, Орловскую, Казанскую и Харьковскую, данные на 6 человек отсутствуют. Ино-губернские мещане (всего 21) распределялись: двое московских, четверо пензенских, двое чембарских (Пензенская губерния), по одному тамбовскому, спасскому, Козловскому (Тамбовская губерния), по одному астраханскому, енотаевскому (Астраханская губерния), самарскому, новоузенскому (Самарская губерния), симбирскому (Симбирская губерния), бобровскому, задонскому (Воронежская губерния), вышневолоцкому (Тверская губерния), белостокскому (Гродненская губерния), а также один из Мелитопольского уезда (Таврическая губерния).
  В некоторых случаях источник позволяет различить штрихи личных отношений. Так, с интервалом в один месяц подали прошения о зачислении вольноопределяющимися балашовские мещане А.И. и В.И. Ивановы (вероятно, братья), указавшие один и тот же саратовский адрес. Но при этом выразили желание служить в разных запасных батальонах{15}. Тамбовский крестьянин И.Я. Болденко просил выдать ему удостоверение о том, что он поступает
[66]
"охотником", для отсылки по месту приписки, чтобы младший брат получил льготу первого разряда{16}. Осенью 1914 года внимание аткарцев привлекло семейство Бишлеров – владельцев хутора Александрийского. 23-летний Рейнгольд Бишлер пользовался самой дурной репутацией, при этом держал в руках местную администрацию. Он числился в 47-й артиллерийской бригаде и имел отпускной билет по болезни. "Уклонение Рейнгольда Бишлера от военной службы известно всем крестьянам окрестных селений и вызывает среди них враждебные как по отношению к Бишлеру, а также к административным лицам и правительственным учреждениям, толки"{17}. В нашем же распоряжении есть датированное апрелем 1915 года прошение Вольдемара Бишлера, сына Александрийского 1-й гильдии купца, о поступлении на службу вольноопределяющимся второго разряда{18}.
Изложенный материал позволяет сформулировать некоторые выводы. Значительное большинство добровольцев – выходцы из непривилегированных слоев с определенным образовательным цензом, позволяющим поступать вольноопределяющимися. Возможно, это объясняется тем, что служилое сословие быстрее отдало свой потенциал и уже к 1915 году было в значительной степени обескровлено. Среди добровольцев обнаруживается значительное количество иногубернских (по месту приписки), а также крестьян, живущих в Саратове. Данное обстоятельство позволяет предположить, что добровольцев в значительной степени давали активные, "пассионарные" семьи, которые выбивались из сословных рамок: вели активную деловую жизнь, переезжали в крупные центры, повышали свой образовательный уровень. При таком взгляде заметное представительство соседних губерний выглядит вполне логичным. Весьма красноречиво отсутствие камышинцев и царицынцев в списках подавших прошения саратовскому уездному воинскому начальнику: очевидно, динамично развивавшийся Царицын был более притягательным центром для собственных жителей и крестьян южных уездов, чем губернский Саратов. В единичных представителях западных губерний можно предположить беженцев, но в целом эта группа, как видно, не дала добровольцев, но значительно укрепила революционные силы{19}.
  В распределении прошений по месяцам 1915 года виден мощный всплеск марта-июня, затем следует многомесячное затишье до возрождения добровольческого потока в декабре-январе. Однозначно интерпретировать это явление трудно. Можно полагать, что весенне-летний поток был воодушевлен русскими победами начала года или, напротив, стремлением подкрепить армию после неудачи в Августовских лесах (неудачи частной, но ставшей широко известной){20}. Более определенно можно сказать, что полоса тяжелейших неудач после Горлицкого прорыва вызвала у многих угнетенное состояние. В июне-июле 1915 года зарегистрировано "снижение" настроения в связи с полосой неуспехов и непогодой{21}, в сентябре заметны признаки улучшения из-за более благоприятных известий с театров войны. При этом в Хвалынском уезде исправник делит население на две группы: большинство готово на жертвы, меньшинство осуждает вмешательство в войну при неготовности к ней{22}. Обобщенные свидетельства об отношении к войне за октябрь 1915 года в жандармском резюме выглядят следующим образом: "Хотя заключения мира желают все, но большинство населения говорит, что нужно заключить прочный мир, разбивши и совершенно обессилевши немцев"{23} (Вольский, Кузнецкий, Хвалынский уезды). Подобное настроение зафиксировано и в остальных уездах губернии{24}. На исходе тяжелого 1915 года отмечено и дезертирство (8 основном из маршевых рот), причем сельское население укрывает сбежавших{25}. На таком общем фоне иссяк на время и добровольческий поток. Однако следует иметь в виду, что к лету 1915 года добровольческий потенциал уже был в значительной мере востребован. Подозревать наличие в массе добровольцев шкурных мотивов нет оснований.
  Наконец, среди добровольцев почти отсутствуют люди с боевым опытом. В соединении с невниманием русского военного руководства к вопросам комплектования войск и обучения пополнений{26} такое положение дало трагический эффект растраты молодых, активных, образованных кадров в годы Первой мировой войны, что еще долгие годы отражалось на жизни страны.


{1} ГА СО, ф.417, оп.1, д.506, л.1-58; д.507, л.1-68; д.508, л.1-62; д.509, л.1-119.
{2} Там же, д.509, л.24.
{3} Там же, л.92.
{4} Там же, д.507, л.30.
{5} Вольноопределяющимися назывались "лица с образовательным цензом, поступившие добровольно, не вынимая жребия, на действительную военную службу нижними чинами". В России существовало разделение их на два разряда. К первому относились получившие образование не ниже среднего (например, 6 классов гимназии), ко второму – выдержавшие особое испытание по программе примерно 4-классного училища. См. подробнее: Вольноопределяющиеся // Военная энциклопедия. СПб.: Т-во И.Д. Сытина, 1912. Т.7. С.29-30.
{6} ГА СО, ф.417, oп.1, д.506, л.29.
{7} Там же, л.37.
{8} Керсновский А.А. История Русской армии. 1915-1917 гг. М.: Голос, 1994. Т.4. С.249.
{9} ГА СО, ф.417, оп.1, д.508, л.36.
{10} Там же, д.509, л.88.
{11} Там же, л.12.
{12} Там же, л.100.
{13} Там же, д.506, л.58.
{14} Там же, д.508, л.27; д.507, л.5.
{15} Там же, д.509, л.89, 91.
{16} Там же, л.29.
{17} Там же, ф.53 (1914 г.), оп.1, д.47 л.238-240.
{18} Там же, ф.417, оп.1, д.509, л.27.
{19} В Саратове в декабре 1915 г. отмечено "полевение" в связи с ростом цен и активностью эвакуированных студентов. ГАСО, ф.53 (1915 г.), oп.8, д.21, л.135, 135 об.
{20} Керсновский А.А. Указ. соч. Т.3. С.259-262.
{21} ГА СО, ф.1, оп.1, д.9584, л.116, 119.
{22} Там же, л.156.
{23} Там же, ф.53 (1915 г.), оп.8, д.21, л.50.
{24} Там же, л.51 (Петровский, Сердобский уезды); Там же, ф.1,оп.1, д.9584, л.177об.; там же, ф.53 (1915г.), оп.8, д.21, л.54 (Саратовский, Аткарский уезды); там же, л.57 (Балашовский, Камышинский уезды) там же, л.59 (Царицынский уезд).
{25} Там же, ф.1,оп.1, д.9584, л.170 об.
{26} Керсновский А.А. Указ.соч. 1915-1917 гг. Т.4. С.216, 250-252.
[67]