Одним из крупных военных историков, перешедших после Октября на службу новому строю, был А.М. Зайончковский{1}.
  Он явился зачинателем трудного и важного для молодой Красной Армии дела – изучения опыта первой мировой войны. Неутомимый и плодотворный исследователь, А.М. Зайончковский оставил солидное военно-историческое наследие. Однако не все равноценно в его трудах: многое не пережило своего времени, но многое сохранило значение и поныне.
  Военно-научная деятельность Зайончковского началась задолго до революции. Его первой большой работой, написанной к 50-й годовщине Севастопольской обороны, была двухтомная монография «Восточная война 1853-1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой»{2}.
  По своим военно-теоретическим воззрениям Зайончковский, как и подавляющее большинство представителей русского Генерального штаба, принадлежал к школе Леера{3}, символ веры которой составляли «вечные» принципы военного искусства.
  Двадцатые годы нынешнего столетия на военно-историческом фронте ознаменовались усиленной работой по изучению опыта первой мировой войны. В разработке этого опыта Зайончковскому принадлежит, пожалуй, наибольшая заслуга. В своей исследовательской работе ему пришлось столкнуться со многими вопросами, касающимися различных сторон подготовки и ведения войны. Одним из наиболее сложных среди них был вопрос о русских стратегических планах предвоенного периода. Ему Зайончковский посвятил отдельный труд: «Подготовка
[99]
России к мировой войне. Планы войны» (М., 1926). Автор ограничил свою задачу исследованием одного из элементов плана войны – первоначального стратегического развертывания{4}.
  Прочие элементы плана изложены им лишь в общих чертах. Наиболее серьезным изъяном его труда является отсутствие в нем анализа политической основы русских планов стратегического развертывания. Нельзя сказать, что Зайончковский не понимал взаимосвязи политики и стратегии. В этом вопросе он придерживался известной формулы Клаузевица и высказывал вполне правильную мысль, что «углубление политики в работу военачальника во все периоды его деятельности как при подготовке к войне, так и во время ее ведения делает необходимым расширить каждое военно-историческое исследование разбором соответствующей работы и в политическом отношении»{5}. Но сам Зайончковский в своем исследовании «Подготовка России к мировой войне. Планы войны» не пошел по этому пути. Он ограничился кратким обзором внешнеполитической обстановки и отдельными суждениями о взаимосвязи политики и стратегии в русских военных планах.
  Политические оценки планов войны и проектов стратегического развертывания Зайончковский дает под углом зрения франко-русского соглашения, которое квалифицирует как основной фактор внешнеполитической обстановки{6}. Но в
[100]
свете этого соглашения обручевский план в его «наступательных» вариантах приобретает смысл, никак не отвечавший достоинству великой державы. А.А. Свечин дал ему совершенно точную оценку: «В политическом отношении система Обручева – это развитие русских вооруженных сил в виде польского флюса – характеризуется потерей независимости и полным принесением в жертву интересов русской армии и русского народного хозяйства на алтарь союза с Францией»{7}. Зайончковский же склонен считать обручевский план чуть ли не шедевром русского стратегического творчества. Сухомлиновский план он находил несоответствующим внешнеполитической обстановке, поскольку тот игнорировал условия союза с Францией и шел вразрез с официальной политической линией{8}. Этот план составлялся, разумеется, не в интересах народа, но он, по крайней мере, не обрекал русскую армию на роль жертвенной овцы. Генеральный штаб строил этот план на трезвом учете соотношения сил сторон{9}. За отправную точку он брал политические интересы и военные возможности России и, естественно, пытался сохранить за собой свободу решения.
  Борьба, происходившая вокруг плана стратегического развертывания, являлась лишь отражением политической борьбы, которую вели между собой группировки при активном вмешательстве союзных держав.
  Уйдя от обстоятельного исследования политической основы русских военных планов{10}, Зайончковский сосредоточил свое внимание на технической стороне вопроса. В конечном счете его исследование свелось к сопоставлению в военном отношении обручевского и сухомлиновского планов. К их сравнительной оценке Зайончковский подошел с меркой наступательных тенденций, выработанных еще в прошлом веке на основе наполеоновских традиций. Эти тенденции провозглашали наступление, как наиболее отвечающее природе войны. Но каковы были возможности России для осуществления «наступательных тенденций»? По образному выражению самого Зайончковского, русское военное здание «по вечной российской бедности и по расчету на авось было покрыто соломенной крышей в то время, когда соседи были уже покрыты броней «куполов» и богатой сетью железных дорог»{11}. Сухомлиновская реформа несколько улучшила состояние армии, но не настолько, чтобы начинать войну наступлением на Берлин. Зайончковский одобрял возврат к «наступательным тенденциям», происшедший в 1912 году, хотя сам же признавал, что для развития этих тенденций «в широких рамках на деле не были подготовлены ни театр войны, ни железные дороги, ни тылы, ни большие войсковые соединения, ни Генеральный штаб...»{12}.
  Обручевская система строилась на использовании выгодных для наступления свойствах передового театра (польский выступ). Зайончковский сильно преувеличивал
[101]
роль географического фактора. Вероятно, поэтому его труд начинается детальным описанием театров войны. Для Зайончковского «весь вопрос сводился к надлежащей оценке значения передового театра и левого берега Вислы»{13}, как исходного пункта для нанесения сокрушительного удара на Берлин или Вену. Но он не умолчал и об отрицательных сторонах развертывания в Привислинском крае. Прежде всего сосредоточение там большей части русских войск притягивало австро-германские силы, которые не могли вести наступления, не обеспечив свои фланги и тыл. Это делало положение русских на передовом театре весьма рискованным. Им угрожал захват в клещи со стороны Восточной Пруссии и Галиции. Так как обручевский план не предусматривал возможности отхода, то в случае осуществления двойного охвата противником русские войска оказывались в мешке. Короче говоря, развертывание на передовом театре было столь невыгодно, что русские войска могли там существовать, по меткому замечанию Свечина, «только милостью союза с Францией и плана Шлиффена»{14}. К тому же Генеральный штаб уже не мог, как прежде, сосредоточивать свои усилия исключительно на подготовке к войне в Европе. Сухомлиновский план больше отвечал требованиям политической обстановки и военным возможностям России, чем план Обручева.
  Зайончковскому не удалось правильно решить вопрос о стратегическом развертывании русской армии. Тем не менее его труд не только дает богатый фактический материал, извлеченный из архивов и необходимый для изучения одного из важнейших вопросов истории первой мировой войны, но и ориентирует исследователя на другие, еще не решенные вопросы, касающиеся подготовки армии, России к войне (вопросы организации, мобилизации и боевой подготовки армии, устройства тыла, состояния военной техники, снабжения, развития военных сообщений, инженерной подготовки театра войны, влияния внешнеполитической и внутриполитической обстановки на стратегическое планирование, роли экономического фактора в этом планировании и пр.). В этом отношении тема исследования Зайончковского действительно может рассматриваться, говоря словами самого автора, «как отправная точка для всех работ по изучению истории мировой войны»{15}.
  События первой мировой войны освещаются у Зайончковского в четырех книгах: «Стратегический очерк войны 1914-1918 годов, ч. VI. Период от прорыва Юго-Западного фронта в мае 1916 года до конца года» (М., 1923), «Стратегический очерк войны 1914-1918 годов, ч. VII. Кампания 1917 г.» (М., 1923), «Мировая война 1914-1918 гг. Общий стратегический очерк» (М., 1924) и «Мировая война. Маневренный период 1914-1915 годов на русском (европейском) театре» (М.-Л., 1929).
  В первых двух работах Зайончковский не задавался целью дать разбор операций и выводы. По его словам, он «ограничился сухим изложением фактов и только некоторыми намеками из области грядущих исследований их опыта»{16}. Ценность этих работ состоит в том, что они написаны по первоисточникам и содержат материал, необходимый для изучения военного искусства соответствующих периодов первой мировой войны.
  Третий труд Зайончковского является общим стратегическим очерком войны и охватывает все ее кампании и операции. Он предназначался в качестве пособия к лекциям, которые читал Зайончковский на старшем курсе Военной академии РККА в 1923/24 учебном году. Этот труд создан на основе литературных источников, но его ни в коем случае нельзя рассматривать как компиляцию. Заимствуя фактический материал из чужих работ, Зайончковский оставался вполне самостоятелен
[102]
и в разработке темы, и в своем отношении к исследуемым событиям. По словам автора, его труд «не есть краткая история, в которой объединяются все элементы войны, а исследование только одного из этих элементов, а именно боевых операций, с касательством остальных только в размере, необходимом для полноты изложения интересующего автора предмета»{17}. Зайончковский не ограничился хронологическим изложением военных действий, он анализирует каждую операцию и выявляет ее замысел и способ выполнения, а в заключительной части очерка делает общие выводы по вопросам подготовки и ведения операции и высказывает некоторые замечания относительно характера первой мировой войны. Достоинство очерка, однако, не в этих выводах, которые в большинстве своем сделаны под углом военно-теоретических воззрений автора, а в том, что он дает нам, хотя и не лишенную изъянов{18}, но весьма рельефную картину боевых операций первой мировой войны.
  В стратегическом очерке Зайончковского немало недостатков. Мы отметим наиболее серьезные из них. Прежде всего бросается в глаза узко профессиональный подход автора к теме. События войны рассматриваются им в чисто военном аспекте. Этот изъян особенно ощутим в описании кампании 1917 года, проходившей на русском фронте в условиях революционной борьбы. Революция коренным образом изменила политическую обстановку войны. Все важные проблемы, стоявшие перед русским командованием, стали решаться с учетом политических настроений в народе и армии. Зайончковский не показывает влияния революции на состояние армии и на ход военных действий. По его мнению, Россия вышла из войны уже в марте 1917 года.
  К оценке кампаний и операций первой мировой войны Зайончковский подходил с меркой, которой служило правило «большого кулака», т.е. сосредоточения сил на решающем направлении и нанесения удара. Однако кампании и операции первой мировой войны не подходили под эту мерку. Характерный пример: прорыв Юго-Западного фронта в 1916 году. Брусилов, как известно, вел наступление широким фронтом, всеми армиями одновременно, по нескольким операционным направлениям, создав некоторое превосходство на армейских и корпусных участках прорыва. Этой операции Зайончковский вообще не дает оценки.
  Работа Зайончковского «Мировая война. Маневренный период 1914-1915 годов на русском (европейском) театре»{19} по своему характеру существенно отличается от стратегического очерка. Центр тяжести в ней лежит в исследовании вопросов подготовки и ведения операций. Наибольшее внимание Зайончковский уделил здесь деятельности русского командования, которому пришлось оттягивать на себя с французского театра германские силы. Эту роль оно выполняло исключительно добросовестно, не считаясь с обстановкой на своем фронте, состоянием армии, интересами страны и жертвуя миллионами человеческих жизней. Такой линией поведения Зайончковский объясняет все ненормальности в оперативных решениях русского командования. Примечательно, что его оценка стратегической линии русского командования резко противоречит его оценке наступательных вариантов обручевского плана войны.
[103]
  Оперативная деятельность австро-германского командования освещена у Зайончковского гораздо бледнее{20}.
  Труд Зайончковского имеет еще один немаловажный пробел: в нем совершенно не затронуты вопросы снабжения армии и организации тыла{21}. Эти вопросы значат не меньше, чем вопросы вождения войск. При принятии оперативных решений командованию в огромной степени приходится считаться с условиями материального обеспечения армии. Без выяснения этих условий и их удельного веса в решениях командования невозможно составить полную и точную картину оперативной работы. Несмотря на недочеты, труд дает определенное представление о характерных чертах подготовки и проведения важнейших операций сторон.
  По словам Зайончковского, военное искусство русских «являлось прямым наследием исповедываемых доктрин девятнадцатого века, без какого-либо учета опыта японской войны» и характеризовалось излишней осторожностью, ограниченностью целей, боязнью самостоятельных действий на флангах, пристрастием к лобовым ударам «с трусливо обозначенным охватом»{22}. Невысокого мнения Зайончковский и о военном искусстве австрийцев. Немецкое военное искусство котируется у него довольно высоко. С такой оценкой можно согласиться, но надо иметь в виду те крайне неблагоприятные условия, в которых находилась в течение всей войны русская армия. Зайончковский, безусловно, прав, говоря, что в этом «виноваты не отдельные лица, а вся система ни на чем не основанного случайного выбора и отсутствия подготовки в мирное время к ведению большой войны»{23}.
  Другую причину этой слабости Зайончковский видел в порочной организации полевого управления войсками, живым воплощением которой являлась русская Ставка. Её работу он называет «тем отрицательным образцом коллективного вождения армий, который гораздо хуже, чем даже дурное управление одного лица»{24}. Ставка вовсе не представляла собой того волевого центра, каким она должна была быть. По выражению Зайончковского, она «самоупразднилась»{25}. Ставка не приказывала, а уговаривала и шла на поводу у фронтов.
  Этот труд наряду с трудом о планах войны – интересное и значительное исследование Зайончковского. При всех своих погрешностях он представляет собой хорошее пособие для изучения вопросов подготовки и ведения операций маневренного периода первой мировой войны на русском фронте, и он тем ценнее, что является у нас единственным в своем роде исследованием.
  Труды А.М. Зайончковского, хотя он и не был марксистом, дают обильный материал для изучения опыта первой мировой войны. Они «...не носили характера отвлеченного научного творчества, а преследовали цель практического использования опыта при строительстве Красной Армии»{26}. Это и сохраняет за ними ценность и делает их неотъемлемой частью нашего военно-научного фонда.
[104]


{1} Андрей Медардович Зайончковский происходил из потомственных дворян Орловской губернии. Родился 8(20) декабря 1862 г. Окончил Орловскую им. Бахтина военную гимназию и Николаевское инженерное училище. Службу начал в 5-м саперном батальоне. После окончания Академии Генерального штаба в 1888 г, занимал различные штабные и командные должности. Будучи командиром 85-го пехотного Выборгского полка, участвовал в русско-японской войне. За отличие в бою 4 января 1905 г. произведен в генерал-майоры. Награжден орденами и золотым оружием с надписью «За храбрость». После войны находился на командных постах. В 1908-1912 гг. руководил организацией Севастопольского музея. В 1912 г. произведен в генерал-лейтенанты с назначением начальником 22-й пехотной дивизии, затем 37-й пехотной дивизии. Во время первой мировой войны – командир 30-го, 47-го армейских корпусов, командующий Добруджской армией, командир 18-го армейского корпуса. В 1916 г. произведен в генералы от инфантерии. 2 апреля 1917 г. зачислен в резерв чинов при штабе Петербургского военного округа; 7 мая уволен в отставку по болезни.
С 1918 г. Зайончковский в рядах РККА: начальник штаба 13-й армии, для особых поручений при начальнике Полевого штаба РВСР, член Особого совещания при Главнокомандующем, помощник председателя Военно-исторической комиссии и руководитель работ по исследованию опыта первой мировой войны, главный руководитель курса стратегии, затем курса военной истории в Военной академии РККА, состоял для особых поручений при Управлении по исследованию и использованию опыта войн Штаба РККА. Умер 21 марта 1926 г.
{2} Русско-японская война задержала издание монографии. I тем вышел в 1908 г., II (ч.1 и 2) – в 1913 г. В связи с тем, что для военного читателя наибольший интерес представляют исследования Зайончковского, касающиеся первой мировой войны, мы опускаем анализ этой монографии. {3} В области русской военно-теоретической мысли эта школа служила оплотом консерватизма. В развитии самого военного искусства Леер допускал только количественные изменения (увеличение армий, возрастание силы огня, расширение масштаба операций и т.д.). Фактически лееровская школа отрицала развитие военного искусства.
Зайончковский, правда, сознавал, что Леер как «учебная книга» устарел, но все же не считал нужным отказываться от его метода. В своих лекциях по стратегии он предлагал исходить из «вечных» принципов, но только при широком их толковании, «допускающем разумное применение их при совершенно изменившихся условиях современной войны, по сравнению с эпохой Наполеона». (Лекции по стратегии, читанные на ВАКе и в Военной академии РККА в 1922-1923 гг., стр.20).
{4} Планирование стратегического развертывания русской армии имело длительную историю. Первые наметки плана войны с Германией и Австрией были сделаны еще Милютиным в 1873 г. В дальнейшем работу продолжил Н.Н. Обручев – начальник Главного штаба с 1881 по 1897 г. Варианты обручевского плана сначала тяготели к чисто оборонительному началу войны. Только в последующих вариантах возобладали наступательные тенденции, сначала в отношении Австрии, а затем под влиянием франко-русской военной конвенции 18Э2 г. и в отношении Германии. При этом намечалось два операционных направления: на Берлин и Вену. До 1910 г. обручевский план подвергался неоднократным изменениям, но во всех случаях Привислинский край рассматривался как выгоднейший плацдарм для наступления. Туда выносилось стратегическое развертывание главных сил русской армии, там велась обширная инженерная подготовка и сосредоточивались большие мобилизационные запасы. В начале 900-х годов появилась другая идея стратегического развертывания, суть которой заключалась в передислокации армии во внутренние губернии. Она легла в основу нового плана войны, разработанного под руководством военного министра Сухомлинова (1910 г.) и предусматривавшего оборонительное начало войны. В отличие от обручевского плана новый допускал оставление Привислинского края. Четыре причины, по мнению Сухомлинова, вызвали перенесение линии стратегического развертывания на восток: 1) изменение внешнеполитической обстановки в результате усиления военной мощи Японии и Китая; 2) необходимость увеличения числа войск в центральных губерниях для обеспечения «порядка»; 3) возможность экономического развития и обогащения центра России за счет такого крупного потребителя, как армия; 4) улучшение системы комплектования и мобилизации. Сухомлиновский план был утвержден, но вызвал бурную реакцию в военных кругах. На московском совещании начальников штабов округов в 1912 г. выявилась столь сильная оппозиция, что военные верхи вынуждены были уступить и принять план, выработанный совещанием и представлявший очередной вариант обручевского плана в духе франко-русской конвенции. Но в следующем году снова утвердили план Сухомлинова. Начавшаяся война помешала его осуществлению, и стратегическое развертывание русской армии производилось по плану, выработанному совещанием 1912 г.
{5} А. Зайончковский. Подготовка России к мировой войне в международном отношении. М., 1926, стр.14. Содержание этого труда составляет дипломатическая подготовка России к мировой войне. Во введении к нему Зайончковский развивает свои взгляды (в духе Клаузевица) на связь стратегии с политикой. Мы не рассматриваем этот труд, т.к. он не относится к категории военно-исторических исследований.
{6} С 1892 г. вплоть до мировой войны это соглашение действительно обусловливало официальную политическую линию русского правительства. Зайончковский отнюдь не заблуждался относительно его характера. «Соглашение весьма странное, – писал он, – если его рассматривать только с точки зрения военных интересов России. Но если мы вспомним, что за этот же период времени Россия заключала ряд займов и что в 1908 г. ее долг равнялся 8,5 млрд. рублен, из которых 5,5 было размещено во Франции, то русско-французское военное соглашение приобретает иной характер, характер коммерческой сделки, которой Франция страховала себе помощь России, ничем со своей стороны не обеспечивая действительные политические интересы этой последней» (Подготовка России к мировой войне. Планы войны, стр.176-177). Зайончковский хорошо знал материалы, относящиеся к франко-русскому соглашению, т.к. в ноябре-декабре 1924 г. работал в комиссии по вопросам франко-русских отношений в связи с предстоявшими франко-советскими переговорами и являлся председателем подкомиссии по периоду 1892-1914 гг. (ЦГВИА, ф.69, оп.3, д.1).
{7} А. Свечин. Эволюция оперативного развертывания, «Война и революция», 1926, кн.5, стр.12. В этой статье Свечин подверг труд Зайончковского острой критике главным образом за идейную позицию автора. Он также отметил ряд фактических ошибок, допущенных Зайончковским.
{8} В действительности же имелись две политические линии, что говорит о разладе в правящих кругах царской России. Так, если министр иностранных дел А.П. Извольский старался обеспечить положение России на востоке договорами с тем, чтобы направить ее боевую мощь на европейский театр, Сухомлинов передислоцировал армию, стремясь быть готовым к борьбе и на западе, и на востоке. В осуществлении своей внешнеполитической программы Извольский вовсе не проявил «завидного стратегического инстинкта»; он действовал в силу франко-русского соглашения, будучи ярым сторонником Антанты. По условиям союза, Россия обязывалась начать наступление против Германии сразу же по окончании мобилизации. Ей предстояло отвлечь на себя как можно больше немецких сил и тем самым облегчить положение своего союзника, вернее, заимодавца. За французские миллиарды Россия должна была платить кровью своих солдат.
{9} По свидетельству Свечина, служившего в то время в ГУГШе, «несомненно, сильной стороной старого Генерального штаба была хорошая постановка информации о германских вооруженных силах и трезвая, реальная оценка их удельного веса» («Война и революция», 1926, кн.5, стр.7).
{10} Свой отказ от анализа политического фактора Зайончковский мотивировал следующим образом: «При построении всего труда исключительно на изучении первоисточников глава о политической обстановке также имела бы смысл только при исследовании ее по первоисточникам, а не пересказа вышедших по политическим вопросам печатных трудов, когда автор поневоле принужден был бы идти на чужом поводу» (Подготовка России к мировой войне. Планы войны, стр. 169).
{11} А. Зайончковский. Подготовка России к мировой войне. Планы войны. М., 1926, стр.340.
{12} Там же, cтр.344.
{13} А. Зайончковский. Подготовка России к мировой войне. Планы войны, стр.341.
{14} «Война и революция», 1926, кн.5, стр.10.
{15} А. Зайончковский. Подготовка России к мировой войне. Планы войны, стр.8.
{16} А. Зайончковский. Стратегический очерк войны 1914-1918 годов, ч.VI. Период от прорыва Юго-Западного фронта в мае 1916 г. до конца года, стр.3.
{17} А. Зайончковский. Мировая война 1914-1918 гг. Общий стратегический очерк. М., 1924, стр.450.
{18} В начале 30-х годов комиссия под руководством И.И. Вацетиса сделала исправление фактических ошибок в труде Зайончковского, после чего, в 1931 г., труд был снова выпущен в свет. С течением времени появилась необходимость дать более правильное, с марксистской точки зрения, освещение событий, изложенных в труде Зайончковского. В связи с этим в академии им. М.В. Фрунзе приступили к основательной переработке труда. Однако ввиду настоятельной потребности в пособии по истории первой мировой войны в 1938 г. было предпринято новое издание очерка Зайончковского в двух томах, которое подготовил А.Н. Де-Лазари. Он же сделал исправление некоторых ошибок и составил новое введение и послесловие.
{19} Труд подготовлен в 1925 г. При написании его Зайончковский использовал как архивные, так и литературные источники. Предназначался он для чтения на выпускном курсе Военной академии РККА, слушатели которого заканчивали цикл оперативного искусства.
{20} Во главу угла Зайончковский ставит личность. Пресловутый «Drang nach Osten» он объясняет честолюбием Гинденбурга и Людендорфа, приписывая им чрезмерно преувеличенную роль (Мировая война. Маневренный период 1914-1915 годов на русском (европейском) театре, стр.234, 235).
{21} Это присуще всем трудам по первой мировой войне, вышедшим у нас в 20-е годы. Зайончковский объяснял этот пробел отсутствием специальных исследований по вопросам снабжения и организации тыла армий. Он намеревался заняться исследованием такого рода по русским архивным материалам, но внезапная смерть помешала осуществлению его намерения.
{22} А.М. Зайончковский. Мировая война. Маневренный период 1914-1915 годов на русском (европейском) театре, стр.392.
{23} Там же, стр.41.
{24} Там же, стр.384.
{25} Там же, стр.191.
{26} «Красная звезда», 1926, 23 марта.