На вопрос о времени рождения отечественной контрразведки невозможно дать однозначный ответ. Ясно одно: контрразведка как особый вид деятельности возникла в тот момент, когда был пойман первый вражеский лазутчик, то есть во время самой первой войны.
  Как убедительно доказал известный историк Виктор Безотосный, первые специализированные органы разведки и контрразведки военного ведомства были учреждены в России накануне Отечественной войны 1812 года. 27 января 1812 года в качестве секретного дополнения к «Учреждению для управления Большой действующей армии» было подписано «Образование высшей воинской полиции». На это подразделение, первым директором которого стал Я. И. де Санглен, были возложены функции контрразведки в действующей армии. Создание подобного органа явилось передовым шагом по мировым меркам, немалая заслуга в чём принадлежала военному министру М.Б. Барклаю де Толли{1}.
  Однако в 1815 году высшая воинская полиция, так и не успевшая получить прочного организационного и кадрового устройства, была упразднена. В последующих войнах России в XIX веке функции контрразведки выполняли офицеры Отдельного корпуса жандармов (ОКЖ) при штабах действующей армии, а также полевые жандармские части. Можно утверждать, что история иностранного шпионажа против России и борьбы с ним в период между наполеоновскими войнами и началом XX века остаётся белым пятном в историографии отечественных спецслужб.
  Толчком к воссозданию службы контрразведки России стала измена. Старший адъютант (начальник) инспекторского отделения штаба Варшавского военного округа подполковник Генштаба А.Н. Гримм, запутавшись в денежных делах, предложил свои услуги представителям германской, а затем австрийской разведки. С 1896 по 1902 год изменник сумел передать своим новым хозяевам секретнейшие документы штаба округа. По ряду сведений, Гримм выдал австро-германцам введённое в действие в 1897 году мобилизационное расписание №17 — основной документ стратегического планирования русской армии. После дела Гримма до момента крушения Российской империи ни одна иностранная спецслужба больше не имела столь ценного источника документальной информации о стратегических планах русского Генштаба. Обнаружить измену помогли сведения, полученные из Вены от одного из сотрудников австрийской военной разведки, предположительно от знаменитого впоследствии Альфреда Редля. Гримм был осуждён на двенадцать лет каторги, причём по пути на каторгу его убили заключённые{2}.
  21 января 1903 года император Николай II утвердил доклад военного министра А.Н. Куропаткина о создании при Главном штабе Разведочного отделения, предназначенного для борьбы с иностранной разведкой. Новый орган возглавил ротмистр ОКЖ Владимир Николаевич Лавров, до того начальник Тифлисского охранного отделения, опытный офицер-розыскник. Накануне и во время войны с Японией Разведочное отделение одержало ряд частных успехов. Так, его сотрудникам удалось вскрыть измену офицера для особых поручений при Главном интенданте — ротмистра Н. И. Ивкова, сотрудничавшего с японской, германской и австрийской разведками. Полностью изобличённый, он покончил самоубийством в камере. И всё же военное ведомство справедливо полагало, что японцы вчистую выигрывали борьбу секретных служб как на театре военных действий, так и в стратегическом тылу противника, в том числе широко сотрудничая с силами российского революционного движения. Для контрразведки Главного штаба ситуация осложнялась тем, что в острую конкуренцию с ней вступило новосозданное секретное подразделение Департамента полиции МВД — Отделение дипломатической агентуры во главе с ротмистром ОКЖ М.С. Комиссаровым{3}.
  Лавров докладывал: «Опираясь на исключительные права Департамента полиции и располагая средствами, во много раз превосходящими таковые Разведочного отделения, означенная организация стала брать под своё наблюдение наблюдаемых Разведочным отделением, не исключая и сухопутных военных агентов, перекупать лиц, работавших для Разведочного отделения, или просто запрещать им служить отделению и вообще всячески ему препятствовать, а затем начала вторгаться и в Главное управление Генерального штаба: перлюстрировать корреспонденцию офицеров и учреждать за ними наружное наблюдение. Разведочное отделение в конце концов оказалось сжатым со всех сторон, вся работа его перешла на самоохранение и отчасти на выполнение отдельных поручений, специальная же деятельность свелась почти к одному формализму»{4}.
  После упразднения в июне 1906 года секретного отделения Департамента полиции Разведочное отделение добилось заметных успехов. Была отлично поставлена работа внешней и внутренней агентуры по иностранным дипломатическим миссиям в Петербурге. К примеру, русская контрразведка завербовала итальянского подданного Ивана Фиттипальди, служившего в 1905-1909 годах лакеем у чинов австро-венгерского посольства — военного атташе графа Лелио фон Спаннокки и барона Экономо. Он передавал подчинённым Лаврова секретные документы и шифрованные телеграммы Спаннокки, что, помимо прочего, позволило уличить в шпионаже отставного офицера русской кавалерии Э.П. Унгерн-Штернберга, арестованного и осуждённого в 1910 году{5}.
  По мере преодоления последствий Русско-японской войны и первой русской революции руководство Российской империи приступило к организации контрразведывательной службы в общегосударственном масштабе. В конце 1908 года для обсуждения этого вопроса была образована межведомственная комиссия, в которую вошли представители Департамента полиции, разведки военного и морского ведомств. В ходе нескольких заседаний в 1909-1910 годах было принято принципиальное решение: органы контрразведки подчинить военному ведомству, однако возглавить их должны были офицеры ОКЖ, обладавшие необходимым опытом в розыскном деле{6}.
  8 июня 1911 года военный министр В.А. Сухомлинов утвердил «Положение о контрразведывательных отделениях», сопутствующие штаты и инструкции. Согласно Положению, «для борьбы с военным шпионством и вообще для воспрепятствования тем мерам иностранных государств, которые могут вредить интересам обороны Империи» контрразведывательные отделения (далее КРО) создавались при штабах Петербургского, Московского, Варшавского, Виленского, Киевского, Одесского, Тифлисского, Туркестанского, Иркутского и Приамурского военных округов. Начальниками КРО назначались офицеры Отдельного корпуса жандармов; помощниками их могли быть как строевые армейские, так и жандармские офицеры{7}.
  Отличный от окружных КРО статус получило Петербургское городское КРО, заместившее собой прежнее Разведочное отделение, подчинённое напрямую Отделу генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба (Огенквар ГУГШ) и занимавшееся обеспечением безопасности центральных учреждений империи. Кроме того, при Особом делопроизводстве Огенквара был создан нештатный центральный регистрационный орган во главе с В.М. Якубовым. В 1913 году он был присоединён к Петербургскому городскому КРО, что подтвердило статус последнего как головного органа контрразведки империи. В апреле 1914 года Петербургское городское КРО переименовали в КРО ГУГШ.
  С 1910 года Петербургское городское КРО возглавлял подполковник В.А. Ерандаков, сменивший на этом посту Лаврова. Василий Андреевич Ерандаков был ветераном политического сыска. Потомственный донской казак, он окончил Новочеркасское казачье юнкерское училище, был выпущен в 16-й Донской казачий полк, участвовал в китайской кампании 1900–1901 годов. В 1902 году переведён в Отдельный корпус жандармов, затем занимал должности адъютанта Тульского губернского жандармского управления (ГЖУ), помощника начальника Киевского ГЖУ и, состоя в резерве, заведовал розыскным пунктом в Николаеве. Позже Ерандаков руководил Нижегородским охранным отделением, откуда был прикомандирован к Петербургскому ГЖУ. В справке о его службе отмечалось: «В бытность Ротмистра Ерандакова Начальником Нижегородского Охранного Отделения произведён Отделением ряд весьма удачных ликвидаций (т. е. арестов. — В.К.), причём отмечено, что названный офицер за это время зарекомендовал себя в розыскном деле с самой лучшей стороны»{8}.
  Но руководство политического сыска знало и об отрицательных служебных и личных чертах Ерандакова. Так, во время его службы в Николаеве он занялся устройством подпольной мастерской взрывных снарядов с целью имитации её обнаружения. Начальник Киевского ГЖУ докладывал директору Департамента полиции М. И. Трусевичу: «При достаточной беспринципности Ерандакова, сильно развитом в нём честолюбии и проявленной им, за последнее время в особенности, сильной зависти к лицам, отличившимся в деле политического розыска, я не могу считать его на это неспособным»{9}. В бытность Ерандакова в Нижнем Новгороде начальство получало анонимные сведения о содержании им подпольного игорного дома и шулерстве.
  Ко времени начала мировой войны на службе в КРО ГУГШ находились два офицера — сам Ерандаков ротмистр А.А. Немыский, а также ещё 24 человека — чиновники, канцелярские служащие, филёры. Но уже в первый военный год на службе в КРО состояли 46 человек (шесть из них были уволены), в этом числе девять женщин, выполнявших обязанности фотографов, переписчиц и переводчиц. Кроме двух лютеран и одного католика служащие КРО ГУГШ были православными России. Любопытно, что в КРО под началом донского казака Ерандакова сложилось своеобразное казачье землячество — десять человек были казаками или уроженцами Области войска Донского{10}.
  Первая мировая война показала острую неподготовленность служб военной разведки и контрразведки к военному времени. При штабах фронтов и армий были сформированы свои КРО, деятельность которых не регулировалась никакими нормативными документами. Ситуация усложнялась неразграниченностью прав и обязанностей между Ставкой Главковерха и Генштабом в Петербурге. Генерал-квартирмейстер Ставки генерал Ю.Н. Данилов 25 февраля 1915 года писал генералу М.Н. Леонтьеву в Генштаб: «С началом войны, по сформировании контрразведывательных отделений при Штабах армий, прекратилась та связь, которая существовала между всеми контрразведывательными органами, и деятельность их как бы раскололась в соответствии с разделением территории на район действующей армии и на местность, не входящую в состав театра военных действий»{11}.
  Это письмо из Ставки совпало по времени с одной из наиболее громких и грязных псевдошпионских историй времён Первой мировой войны — делом полковника С.Н. Мясоедова, к которому был причастен ряд видных сотрудников русской контрразведки. Суть этой истории, имеющей обширную библиографию, в двух словах такова: на фоне поражения русской 10-й армии и гибели её XX армейского корпуса в Августовских лесах в феврале 1915 года было возбуждено обвинение в шпионаже против переводчика штаба 10-й армии полковника Мясоедова, служившего прежде в ОКЖ и лично связанного с военным министром Сухомлиновым. Несмотря на полное отсутствие улик и доказательств, Мясоедов был судим военно-полевым судом и повешен 18 марта 1915 года в цитадели Варшавской крепости{12}. Тем самым Главковерх великий князь Николай Николаевич сумел нанести мощный удар по своему злейшему врагу Сухомлинову{13}. Ключевую роль в фабрикации дела Мясоедова играли офицеры штаба Северо-Западного фронта М.Д. Бонч-Бруевич, Н.С. Батюшин и князь В.Г. Орлов. Между прочим, следователь по особо важным делам при Ставке князь Орлов взял себе шашку Мясоедова и носил её как талисман{14}.
  В годы Первой мировой войны впервые началась заграничная деятельность русской военной контрразведки. В мае 1915 года главковерх распорядился организовать в Румынии и Швеции, прежде всего в их столицах, резидентуры контрразведки, каждую во главе с офицером, «для борьбы с принявшим громадные размеры шпионажем, направляемым из этих пунктов против России»{15}. Августейший главковерх подчеркнул, что этому делу он придаёт «чрезвычайное значение» и что «осуществлено оно должно быть в самом ближайшем времени»{16}. Задача эта была поручена Генштабу и его службе контрразведки. В июне 1915 года в Бухарест был командирован офицер КРО ГУГШ зауряд-капитан П. В. Смирнов с четырьмя сотрудниками. Однако очень скоро его группа попала под наблюдение германской разведки и румынской сигуранцы{17}. Уже к октябрю 1915 года группу Смирнова пришлось отозвать. Контрразведывательные пункты в Швеции, Дании и Швейцарии, несмотря на все усилия, не удалось создать до самой революции 1917 года{18}.
  6 июня 1915 года великий князь Николай Николаевич утвердил «Наставление по контрразведке в военное время», упорядочивавшее деятельность этой службы. Отныне все регистрационные материалы по заподозренным в причастности к шпионажу, собранные органами контрразведки действующей армии, должны были передаваться в КРО ГУГШ. Вскоре было проведено преобразование головного органа контрразведки, КРО ГУГШ стал называться Центральным военно-регистрационным бюро (ЦВРБ).
  Сменилось и руководство контрразведки Генштаба. Полковника Ерандакова отстранили от выполнения обязанностей. Как отмечала служебная справка, это было вызвано «не вполне удовлетворительною постановкою им специальной отрасли вверенной названному штаб-офицеру контрразведывательной службы, что с особою рельефностью сказалось во время настоящей войны, когда работа означенного контрразведывательного отделения за двенадцать месяцев не дала достаточно осязательных результатов. Малая продуктивность деятельности названного штаб-офицера неоднократно отмечалась начальством Отдельного корпуса жандармов и не удовлетворяла также Штаб Верховного главнокомандующего, что, в связи с другими данными, и поставило на очередь вопрос о замене Полковника Ерандакова другим лицом»19. В 1916 году Ерандаков получил назначение в 10-й Донской казачий генерала Луковкина полк и отбыл в действующую армию{20}. В 1918 году он умер от туберкулеза.
  Начальником ЦВРБ 1 сентября 1915 года был назначен подполковник ОКЖ князь В. Г. Туркистанов. Василий Георгиевич Туркистанов родился 15 апреля 1871 года в семье потомственных дворян Смоленской губернии. Окончил 2-й Московский кадетский корпус, 3-е Александровское военное училище по 1-му разряду и в 1892 году был выпущен подпоручиком в 162-й пехотный Ахалцыхский полк. В 1898 году Туркистанов получил перевод в ОКЖ, после чего служил адъютантом Могилевского ГЖУ, поочередно возглавлял Ашанское и Калужское отделения Самарского жандармского полицейского управления железных дорог. В 1907 году он был зачислен в распоряжение московского градоначальника, с прикомандированием к Московскому ГЖУ, а в 1911 году возглавил новосозданное КРО при штабе Московского военного округа{21}.
  Работа ЦВРБ с момента его образования протекала в непростых условиях. Полковник Ерандаков отказался передать Бюро занимавшееся им прежде съёмное помещение на улице Таврической, 37. Туркистанову пришлось снять в частном доме № 46 по Офицерской улице две квартиры, имевшие вместе 13 комнат. В одной из них, № 7, он жил, в другой, № 14, разместилась канцелярия Бюро. Также ЦВРБ занимало три комнаты в здании Главного штаба на Дворцовой, 10. «Наконец, нельзя не считаться и с тем обстоятельством, что 17 человек размещены в 3-х маленьких, с низкими потолками комнатах, заставленных шкафами и столами и рядом с коридором, где с утра до поздней ночи кипит громадный самовар для приготовления чая на весь Отдел Генерал-Квартирмейстера и тут же сливаются остатки и моется посуда от завтраков чинов этого Отдела. Всё это делает обстановку канцелярии Бюро и с точки зрения гигиенической весьма тяжёлой и непременно отражающейся на здоровье служащих, и их безропотному усердию я не могу не отдать должной справедливости», — докладывал Туркистанов{22}.
  В конце 1916 года представители МВД предприняли попытку добиться пересмотра некоторых принципов организации службы контрразведки, чтобы повысить роль органов политического розыска в борьбе со шпионажем и в обеспечении безопасности государства. Но представителям военного командования, прежде всего руководству Ставки, разработанный в МВД проект не понравился и они, по сути, положили его «под сукно». В историографии высказывается мнение, что в данном случае военные выступали выразителями узковедомственных интересов, а полицейские отстаивали общегосударственные{23}. Думается, что эта точка зрения не вполне основательна. У Ставки в 1916 году были весомые причины сомневаться в бескорыстности мотивации руководства политической полиции во главе с С.П. Белецким, замешанного в политических интригах. В условиях институциональной и кадровой слабости отечественной контрразведки многое зависело от инициативы и энергии отдельных групп офицеров-контрразведчиков. В этом случае могли возникать достаточно могущественные местные центры, руководившие борьбой с неприятельским шпионажем и порой превосходившие головные подразделения военной контрразведки своей активностью и влиянием.
  В качестве примера следует привести деятельность контрразведки образованного в августе 1915 года штаба Северного фронта. Один из корифеев русской военной разведки генерал П.Ф. Рябиков, возглавлявший разведывательное отделение этого штаба, вспоминал: «В организации службы штаба существовала крупная ненормальность: разведывательное и контрразведывательное отделения были объединены под начальством генерала для поручений полковника (а потом генерал-майора) Николая Степановича Батюшина, который, не подчиняясь генерал-квартирмейстеру, имел непосредственные доклады у Начальника Штаба. Начальник разведывательного Отделения, подчинявшийся Генералу Батюшину, никаких сношений с Генерал-Квартирмейстером не имел. Связь разведывательного отделения с оперативным осуществлялась лишь обменом сводок и личным общением Начальников Отделений.
  Этот триумвират — Генералы Бонч-Бруевич и Батюшин и полковник Лукирский несомненно играли главную роль в Штабе, держались вместе и, думаю, были и советчиками у Главнокомандующего. В области разведки, как генерала Бонч-Бруевича, так и генерала Батюшина больше всего интересовала контрразведка, которая была поставлена очень широко, затрагивая вопросы не только чистой борьбы со шпионством, но и борьбу со спекуляцией и пр. Под прямым ведением контрразведки Штаба Фронта были прибалтийские губернии, коим уделялось очень большое внимание, — и Петроград.
  Контрразведывательное отделение вело постоянно ряд крупных дел, как против прибалтийских «баронов», подозреваемых в шпионаже или только в сочувствии противнику, а также по борьбе со спекуляцией (помню, что была затронута Калашниковская биржа, велось какое-то дело против известного финансиста Рубинштейна и мн. др.). Штаб фронта постоянно посещался родственниками так или иначе привлечённых к тем или иным делам лиц с просьбами об освобождении, о смягчении судьбы или мер пресечений и т. д. Контрразведывательное отделение, вопреки «Положению», не подчинялось Начальнику Разведывательного отделения, а начальник К.Р.О. Подполковник Корпуса жандармов В.В. Сосновский делал доклады генералу Батюшину. Одним из сотрудников Генерала Батюшина в области контрразведки был полковник-юрист А.С. Резанов, временами приезжавший в Псков, но, думаю, работавший в Петрограде. Весьма настойчивая, энергичная и, как казалось, эффективная деятельность по контрразведке вызвала с началом революции много нападок на генерала Батюшина и привела даже к его аресту, из которого он был потом освобождён»{24}.
  Вопрос об эффективности контрразведывательной работы штаба Северного фронта до сих пор остаётся открытым. Никем ещё не подсчитано, сколько действительных случаев шпионажа в пользу противника было раскрыто и пресечено подчинёнными Батюшина. Неоспоримо одно: своими рьяными усилиями по борьбе со скрытым врагом и немецким засильем Бонч-Бруевич и Батюшин снискали себе, в том числе и у высшего руководства, громкую и довольно скандальную репутацию одержимых и пристрастных шпиономанов-«немцеедов». Приведём яркий пример тому. В ноябре 1915 года контрразведка штаба 12-й армии Северного фронта разрабатывала подозрительную деятельность двух служащих Рижского передового санитарного отряда № 24 РОКК В. фон Вульфа и Г. фон Брюмера. Один из офицеров-фронтовиков обратил внимание на повышенный интерес чинов отряда к расположению войск на позициях. В итоге было принято решение о высылке фон Вульфа и фон Брюмера в Иркутскую губернию. На их прошении о полной реабилитации император оставил примечательную резолюцию: «Если оба просителя были арестованы по приказанию Бонч-Бруевича — предписываю их немедленно освободить и вернуть к месту службы»{25}. Естественно, в таких условиях контрразведка штаба фронта не могла работать результативно. Можно сказать, что Бонч-Бруевич, Батюшин и чины контрразведки штаба Северного фронта проявляли недостаток профессионализма при сборе улик для доказательства вины подозреваемых. Эти серьёзные изъяны в своей работе они прикрывали громкими словами о своей непримиримой борьбе со скрытым врагом и о непреодолимом противодействии со стороны высоких покровителей вражеских шпионов и саботажников.
  В последние годы наблюдаются попытки героизации образа Батюшина и превращения его в кумира русской контрразведки. Однако важно отметить, что большая часть профессиональной карьеры офицера-генштабиста Батюшина была связана с разведкой, а не с контрразведкой. Будучи старшим адъютантом (начальником) разведывательного отделения штаба Варшавского военного округа, он добился успехов в деле насаждения агентуры, получения ценных данных из приграничной полосы Германии и Австро-Венгрии и изучении германских вооружённых сил. Именно его предвоенные достижения в качестве главы окружной разведки позднее принесли ему уважительные отзывы руководителей германской и австрийской разведок Вальтера Николаи и Макса Ронге.
  Осенью 1916 года Батюшин был назначен главой особой комиссии в составе нескольких офицеров-контрразведчиков и судебных чиновников, названной его именем и призванной бороться с махинациями тыловых дельцов. Негласно Батюшину была поручена оперативная разработка Григория Распутина и его окружения. Начатое комиссией «дело киевских сахарозаводчиков» вылилось в арест ряда крупных фабрикантов сахара, евреев по национальности, обвинённых в теневых сделках и даже поставках сахара во враждебные страны. Отсутствие у комиссии улик и наличие связей у обвиняемых привели к громкому скандалу, что нанесло сильный удар по служебной репутации Батюшина и погубило его карьеру. Совершенно неподготовленная к специфической работе на экономическом фронте, комиссия Батюшина вдобавок безнадежно скомпрометировала себя связями с аферистами и мздоимцами, например с И.Ф. Манасевичем-Мануйловым. Всё это подготовило благоприятную почву для предстоявшей атаки либеральных кругов на контрразведку в целом. Есть основания говорить, что суть дела заключалась не в разнице профессионального восприятия действительности контрразведчиками и юристами, а в элементарной непригодности сотрудников комиссии Батюшина к работе в назначенной им области. Однако занимающиеся данной темой авторы предпочитают не придавать особого значения этим достаточно очевидным аспектам проблемы{26}.
  Примечательно другое: комиссия Батюшина, бесспорно бывшего доверенным сотрудником генерала Н.В. Рузского, получила особые полномочия от Наштаверха М. В. Алексеева, хотя известно, что Рузский и Алексеев не терпели друг друга, а их окружение вело между собой постоянные войны и интриги. Высказывается версия, что осенью 1916 года два этих человека благословили Батюшина на борьбу с «тёмными силами» в интересах спасения режима. Однако уже через два-три месяца именно согласованные действия генералов Алексеева и Рузского позволили совершиться февральскому перевороту и падению монархии в России. Роль контрразведки в подготовке этих событий нуждается в дальнейшем исследовании.
Скандальный провал работы «Комиссии генерала Батюшина» стал последним крупным событием в истории деятельности военной контрразведки Российской империи. За победой Февральской революции 1917 года последовал незамедлительный, неизбежный и полный слом системы политического розыска, что нанесло тяжелейший удар и по военной контрразведке. По решению прежнего руководства от 1911 года все офицеры-начальники КРО числились на службе в Отдельном корпусе жандармов, упразднённом сразу после революции. В результате все начальники КРО были уволены, а контрразведка оказалась в буквальном смысле обезглавлена{27}.
  Итак, с самого момента своего институционального оформления до революционного распада служба отечественной контрразведки была предметом особого внимания и местом пересечения интересов военного ведомства и ведомства политического розыска. В условиях начала XX века, в свете событий Русско-японской войны, приближения мировой войны и усиления чисто военного шпионажа внешних сил против России, после короткого периода параллельного существования и острой конкуренции структур контрразведки Главного штаба и МВД общее руководство службой по борьбе с неприятельским шпионажем перешло в руки военного ведомства. Политический розыск был вынужден смириться с этим, однако не оставлял намерений добиться пересмотра данного решения.
  В годы Первой мировой войны, на фоне военных неудач России и всплеска шпиономании в стране, руководство органов политического сыска предприняло попытку добиться повышения роли своего ведомства в области контрразведки. Главными козырями МВД в этом вопросе являлись очевидные проблемы военного ведомства в организации эффективной борьбы со шпионажем, острая нехватка сотрудников с опытом розыскной работы, расширение, в условиях тотальной войны, круга занятий контрразведки далеко за пределы театра военных действий и чисто военных вопросов. Революция 1917 года и крушение государственного аппарата Российской империи резко прервали неоконченный спор двух ведомств о контроле над контрразведкой. Пришедшее к власти большевистское руководство, исходя из очевидных и первостепенных задач по защите революции и сохранению контроля над государством, безоговорочно отдало своей новосозданной политической полиции приоритет над военным ведомством в области противодействия угрозам шпионажа и подрывной деятельности враждебных внешних сил.


{1} Безотосный В.М. Разведка и планы сторон в 1812 году. М., 2005. С.60-66 и др.
{2} Деревянко И., Шаров А. «Тайная война» (Очерки из истории военной разведки и контрразведки Российской империи) // Военные знания. 1994. №12. С.42-46; Старков Б.А. Охотники на шпионов. Контрразведка Российской империи 1903-1914. СПб., 2006. С.35-41; Никольский Е.А. Записки о прошлом. М., 2007. С.91-93.
{3} Мерзляков В.М. Русская контрразведка: на заре века тотального шпионажа // Легион «Белой смерти». М., 2002. С.3-25.
{4} РГВА. Ф.37967. Оп.2. Д.11. Л.112-113.
{5} Там же. Ф.2000. Оп.16. Д.701. Л.43-46.
{6} ГА РФ. Ф.102. Оп.316. 1909 г. Д.282. Л.156–169; Ф.102. Оп.316. 1910 г. Д.201. Л.1-11 об. и др.
{7} РГВИА. Ф.2000. Оп.16. Д.356. Л.26-31.
{8} ГАРФ. Ф.102. Оп.316. 1906 г. Д.1307. Л.3-4об.
{9} Там же. Л.1-2.
{10} Подсчитано по: РГВИА. Ф.2000. Оп.16. Д.23. Л.56-60 и др.
{11} РГВИА. Ф.2000. Оп.16. Д.356. Л.68-68 об.
{12} Шацилло К.Ф. «Дело» полковника Мясоедова // Военно-исторический журнал. 1967. №7. C.103-116; Алексеев М. Военная разведка России. Первая мировая война. Ч.2. М., 2001. С.207-225. Дело Мясоедова также является главной темой книги: Fuller, William C., Jr. The Foe Within. Fantasies of Treason and the End of Imperial Russia. Cornell University Press, 2006.
{13} Айрапетов О.Р. Генералы, либералы и предприниматели: работа на фронт и на революцию. 1907–1917. М., 2003. С.32-96 и др.
{14} Лемке М.К. 250 дней в царской ставке. 1916. Минск, 2003. С.395.
{15} РГВИА. Ф.2000. Оп.16. Д.495. Л.26.
{16} Там же.
{17} Там же. Л.81–81 об. и др.
{18} Там же. Д.631. Л.2-9 об.
{19} ГАРФ. Ф.102. Оп.316. 1906 г. Д.1307. Л.12-12 об.
{20} РГВИА. Ф.2000. Оп.16. Д. 23. Л.110.
{21} Там же. Ф.409. Оп.1. Д.174707. Л.27-33.
{22} Там же. Ф.2000. Оп.16. Д.426. Л.40-41об.
{23} Зданович А.А. Отечественная контрразведка (1914–1920): Организационное строительство. М., 2004. С.48 и др.
{24} ГА РФ. Ф.Р-5793. Оп.1. Д.1б. Л.30-32.
{25} РГВИА. Ф.2000. Оп.1. Д.1871. Л.5-5об.
{26} Подробнее см.: Васильев И.И., Зданович А.А. Генерал Н.С. Батюшин. Портрет в интерьере русской разведки и контрразведки // Батюшин Н.С. Тайная военная разведка и борьба с ней. М., 2002. С.190-257. См. также её переиздание и дополнительные материалы в книге: Батюшин Н.С. У истоков русской контрразведки. Сборник документов и материалов. М., 2007.
{27} Подробнее всего об этом см.: Зданович А.А. Отечественная контрразведка. С.63-93.